Александр Владимирович, Вы признанный мастер художественного слова, мастер озвучания, работы за кадром, всего многогранного спектра профессии актера. Вы работаете и в театре. Не только как актер, но и ставите спектакли в Малом театре. Кроме того, пишете пьесы, песни и являетесь Членом союза писателей. Есть ли что-то, что Вам ближе из творчества? Можно ли выделить какое-то направление, которое является самым важным для Вас?
Это вряд ли получится. Все профессии же разные. Что книги записывать, или самому писать пьесы, или детские рассказы писать, которые пишу в связи с рождением дочки, играть или ставить спектакли и антерпризы в театре или работать в кино. Все важное, все разное. Нельзя выделить ничего. Одно другое дополняет. Одно другому помогает.
У микрофона сидеть книжку записывать кажется более простым. На самом деле, это довольно тяжелое занятие, потому что это не просто так слова читать. Я много слышал книг, когда люди читают слова, а про что - непонятно. И я слушать не могу такие книги. Но такие есть и много. Многие думают, что это просто и легко. Где-то я недавно видел объявление: "Запиши свою книгу и пришли нам".
С таким же успехом можно сказать - станцуй 32 фуэте, выступи в Большом театре или открой бином Ньютона. Это же просто – люди же открывают законы физики. И танцуют, и поют. Но это все профанация.
Такая тенденция, что людей призывают к таким акциям.
Те, которые призывают, зарабатывают деньги на этом. Они, вот эти люди, нивелируют творческую профессию, что певца, что танцора, что актера, что чтеца: она становится общедоступной и такой простенькой – вроде все просто. Но никто из тех, кто этим занимается, и никто, кто быстро стал звездой, так звездой-то ведь и не стал. Если кто-то более или менее прилично поет, то его после всевозможных фабрик звезд и других конкурсов выжимают на гастролях и выбрасывают. И он уже не нужен никому и никогда не пробьется туда, где Кобзон, Пугачева и все остальные наши престарелые звезды. Потому что эти 25-30 человек, которые сейчас на эстраде, они пока не умрут, никто туда не зайдет.
Жанр художественного слова, и не только чтеца – это многообразная творческая сфера, и художественное слово, и дубляж, и вообще работа за кадром, т.е. это такой огромный серьезный мир, который почему-то стал терять позиции. В настоящий момент я не вижу других людей, которых можно поставить на одну планку с Вами и такими мэтрами, например, как Дмитрий Журавлев, одним из великих чтецов. Вы являетесь человеком, который несет эту профессию, это мастерство.
Это действительно отдельная профессия. И как ты правильно говоришь, ее надо нести - это не только профессия, это и крест, это, даже, не побоюсь этого слова, некое подвижничество. Потому что люди сейчас не любят русский язык. Посмотри, как пишут в чатах, в соцсетях. Как люди разговаривают на улице, как разговаривает молодежь – они боятся разговаривать правильно, потому что это кажется им какой-то странностью. Есть же круто: "она такая", а "я такой" – и все понимают, какая и какой. Главное, рожу состроить поинтереснее. Но от этого теряется ум. От того, что человек не тренерует ум, он меньше живет - это давно известно, быстрее стареет, живет хуже и живет меньше, потому что голова не работает. А русский язык настолько богат интересен и самобытен, что занимаясь им, можно развивать ум. Но многие этого не понимают.
Я к таким людям не отношусь и этих людей жалею. Починить уже ничего нельзя, но пожалеть можно, мне их жалко.
И надо очень любить свою профессию, много ей заниматься, чтобы можно было даже в шутку про себя сказать – трудно быть скромным, если ты лучший. И некоторые говорят: «Как Вы так читаете, что на других непохоже?». А я когда беру и читаю кино или книгу, то читаю произведение целиком, сразу. Некоторые читают предложения, некоторые – слова, а я читаю кино, я не читаю текст.
Вы живете текстом, проживаете каждое слово.
Особенно в книгах, особенно, когда я записываю книги. Например, я записывал все книги Гарри Поттера. Не тот перевод, который более новый, позорный, новый, какая-то дама написала, странный очень. Видимо, такой же, из соцсетей. Примитивный перевод. А тот старый перевод, который был лет 10-15 назад, когда только начали выпускать эти книги. Это был хороший перевод. Я записал всё - всего Гарри Поттера. Там около пяти тысяч страниц вместе. Это огромная работа, и персонажей там, я даже боюсь сказать сколько, ну больше 200. И каждого надо было отделить. И за каждого надо было прожить.
Я читаю с самого начала и до конца, не останавливаясь. Я не читаю сначала одного персонажа, а потом другого. И эти персонажи у меня в голове друг с другом живут, меняются, спорят, работают – от этого работает горло, от этого работают связки, от этого работает душа. И это очень тяжело, потому что они говорят разными голосами, на разные темы, с разными характерами. И, повторяю, я не останавливаюсь. Я не читаю сначала одного персонажа, потом тормознул, перестроился, начал читать другого – нет. Вот, что такое читать книгу. Я не уверен, что многие это умеют.
Я будучи по одному образованию актером, никогда не буду этим заниматься, потому что понимаю, что непрофессионал. Прочитать, выйти со сцены, допустим, стихотворение Пушкина или басню Крылова – это тоже не так просто. Но сесть и в микрофон прочитать книгу – это непросто высший пилотаж, это особый дар, и не всем он дан.
И опять ты прав, потому что я, допустим, никогда не стану петь на сцене, потому что петь должны певцы. А я вижу, что даже модельеры, запели.
Все равно людей не обманешь. Это пена, которая взбухла, но также и сойдет. И никто его не запомнит. Поэтому люди, призываю вас - получайте профессию. Не бабки зарабатывайте. Не становитесь звездой – это не профессия. Получайте профессию и занимайтесь ее. Иначе ничего у Вас в жизни не выйдет. Всё будет наперекосяк. Нельзя быть в жизни без профессии, без чего-то, что ты умеешь делать лучше других.
Слава профессионалам, слава тем, у кого есть профессия в руках – вот эти люди мастера. Можно привести также такое не очень точное слово – ремесленник. У которого есть ремесло. Только такими людьми жива Россия.
Сейчас мы находимся в стенах великого Малого театра. Малый театр повлиял на Вас, как на творческую личность? Эти стены, эти люди, эти мастера?
Конечно, повлиял. Очень сильно повлиял. Малый театр вообще всегда славился тем, что здесь очень любили слово и очень любили русскую речь. Я здесь сталкиваюсь постоянно с сокровищем. Я играл Шекспира, я играл почти всего Чехова, я играю Мольера. Не каждый сможет быть на ты с такими авторами. Когда мы ставили водевиль Петра Каратыгина "Таинственный ящик", девятнадцатого века, я же был соавтором Каратыгина, написал 20 или 22 песни для постановки. И у нас уже лет 15 идет этот водевиль. Сегодня, например, идет спектакль "Мнимый больной" Мольера – это моя редакция. До прошлого года шел спектакль "Дон Жуан" Толстого Алексея Константиновича. Тоже я его поставил, написал. Это был мюзикл, для которого было написано около 20 арий.
Как Вы относитесь к современным интерпретаторам, которые берут классику для постановки и занимаются этим ради провокации?
Пусть берут. Пусть цветут все 100 цветов, как говорят в Китае. Только не гадьте на сцене. Не надо голый зад показывать. Не надо из героев Чехова делать лесбиянок и гомосексуалистов. Не надо этого, потому что этого автор не писал. Не делайте этого. А лучше возьмите текст и почитайте. Вдруг там что-то есть созвучное вашей душе. Именно так, как он писал. Ну поищите. Эта тоже работа. И этим тоже надо заниматься.
Проще извратить, нежели разбираться. В классических произведениях очень сложная, мощная психология. Ее надо сыграть, либо спектакль не получится.
Здесь надо ум большой иметь, надо сердце иметь. Надо любить свою профессию и надо работать.
Вернемся к Малому театру.
Возвращаясь к Малому театру, хочу сказать, что он мне очень сильно помог. Во-первых, я общался со многими замечательными людьми - все сложные люди, все актеры, народные артисты. Я даже на одной сцене играл с Жаровым, с Ильинским. Успел. Они, правда, не знали, что я с ними на одной сцене играю. Но я-то рядом с ними был. Хохряков, Самойлов, Царев, Аненков, Гоголева – какие были имена! Я их всех застал.
Плеяда мастеров с большой буквы, мэтров, эпоха.
Я ухватил кусочек этой эпохи. И сейчас сам становлюсь эпохой (смеется). Кто-то уходит, кто-то приходит на их место. Мне уже 61 год. Я приближаюсь постепенно к старикам Малого театра. Я здесь почти 40 лет работаю - большая жизнь здесь прожита. И менять не хочу. Если вдруг я из Малого театра уйду, я больше никуда не пойду. Но пока таких мыслей нет.
Вы уже многое пожелали нашим читателям: иметь профессию, быть в профессии. Не хотели бы что-то еще пожелать?
Все это конечно ерунда - мои слова. Ведь никто на чужом опыте не живет. Может быть, кто-нибудь - один-два из тысячи - это и воспримет, остальные не воспримут то, что я говорю. Каждый предпочитает свои шишки набивать сам. Но, если хотя бы одному или двум мои слова помогут, я буду рад.
