На третий тур прошла финальная шестёрка в составе: Андрей Стешец (Хойники, Республика Беларусь), Татьяна Столбовская (Барнаул), Екатерина Берез (Москва), Леонид Лавровский (Москва), Фёдор Шалагин (Москва), Константин Камынин (Москва). Постановка хоровой массовой сцены станет вызовом для молодых режиссёров на заключительном этапе.
Желание удивить и запомниться жюри во втором туре завело амбициозных конкурсантов в дебри режиссёрских исканий. В нарядном Белоколонном зале княгини Шаховской театра "Геликон-опера" герои Леонкавалло пробирались через кирпичи реконструкции католического собора, нежные девушки Чайковского - жевали колбасу в общежитии, буффоны Доницетти - парились в бане дубовыми веничками. У Моцарта ещё круче - Памина превратилась в слепую Иоланту. Как говорится, жюри им судья.
И всё это нужно было сотворить за предательски малое количество времени - 10 минут. Возможно ли это? Георгий Исаакян - художественный руководитель - генеральный директор Московского детского музыкального театра им. Н.И. Сац, художественный руководитель мастерской Российской Академии Театрального Искусства, член жюри "Нано-оперы" рассуждает об этом:
"10 минут - это стрессовая ситуация. Не хочу строго судить наших конкурсантов, сам бы я не хотел выйти сюда, как на арену со львами. Спасает то, что это супер пластичные, супер подвижные артисты Геликон-оперы, которые без всякого режиссёра сами могут всё сделать. Но время относительно. Иногда не хватает целой жизни, чтобы разгадать какую-то оперу, иногда 10 минут - целая вечность.
Великий дирижёр Серджиу Челибидаке говорил, что темп, который выбирает дирижёр для исполнения связан только с одним - с количеством того, что он хочет сказать за единицу времени. Это равно справедливо и для режиссёра - сколько и чего ты имеешь сказать, потому что мы видели несколько раз, когда оставалось ещё 3, 4, 5 минут из 10 у конкурсанта. Вот это умение собрать в себе столько всего, что сказать, а потом дисциплинировать себя и распределиться - это безумно сложная штука, но, наверное, возможно.
Поскольку мы все опытные люди, мы часто шутим с Дмитрием Александровичем Бертманом, что на прослушивании нам не нужно выслушать всю арию, достаточно первых четырёх нот, и мы понимаем, что из себя представляет певец. Точно также с режиссёром. Нам не нужно слишком долго смотреть на его работу, чтобы понять есть у него, что сказать или нет.
Понятно, что эти 10 минут не предполагают той самой подробной работы, деталировки, которой мы занимаемся ежедневно часами, сутками, месяцами, создавая спектакль. Но, конечно, обидно, что какие-то очень важные вещи молодые режиссёры пропускают - важные человеческие вещи - те самые тонкие соприкосновения и реакции героев друг на друга. Об этом говорили члены жюри, когда подводили итоги второго дня.
Ребята говорят много слов, иногда бесконечное количество, но не всегда эти слова важны. Да, надо успеть сказать немножечко об общем взгляде на произведение, успеть объяснить сценическую задачу. Но главное - за эти 10 минут должна прорасти какая-то очень трогательная человеческая история. Этого у ребят безумно не хватает.
Среди членов жюри нет никого, у кого режиссёрская профессия - это вторая профессия в жизни. Бертман и я пришли в ГИТИС 17-летними со школьной скамьи, также можно вспомнить Дмитрия Чернякова. Из старшего поколения Александр Петров, Юрий Александров пришли в режиссуру очень молодыми, поэтому убеждение, что режиссура - профессия второй половины жизни - ложно. Мы все преподаём, да, к нам приходят ребята со второй профессией, уже пожившие, поработавшие в театре, но это никак не связано с пониманием глубины профессии. Возраст - это не тот опыт, это другой тип опыта. Иногда в 17-летнем существе гораздо больше эмоционального и интеллектуального содержания, чем во взрослом человеке. Это мера таланта.
