Премьера в волжском мегаполисе прошла весной этого года: до того наипопулярнейшее название оперной литературы появлялось в репертуаре Самарской Оперы шесть раз, а последняя по времени постановка 1984 года продержалась в афише более двух десятилетий. Сделать новую версию пригласили Георгия Исаакяна: для худрука столичного Театра Сац это уже четвертое обращение к опере Бизе. Москве памятен его пермский вариант с унитазами (2005 г.), а его спектакль в ныне возглавляемом московском театре не сходит со сцены уже несколько сезонов (очередной показ прошел всего за три дня до самарских гастролей).
С трагическими звуками второй части знаменитой увертюры распахивается занавес и публика видит серую унылую стену в духе архитектурного необрутализма. Она состоит из четырех секций, планшет одной из них плавно движется вверх и взору зрителей предстает одиночная камера, в которой томится убийца Хозе, привязанный к электрическому стулу. Входят солдаты, накидывают ему на голову черный мешок… Все последующее действо – это воспоминания и размышления приговоренного к смерти узника о прожитом и содеянном: он периодически возвращается камеру и ведет (видимо мысленный) диалог с другими персонажами уже из нее, а верная Микаэла приходит к нему на тюремное свидание в реальности. Избранная режиссером идея, очевидно, усиливает психологическое напряжение в спектакле, мотивы душевных мук, раскаяния, определенного отстранения от происходящего, когда о свершившемся герой в какой-то степени может порассуждать уже на холодную голову.
Фото: Марина Сёмина
Отстранение заложено в спектакле и иначе: Исаакян бежит от оперных условностей и красивостей. В его резком и холодном спектакле нет места испанским-цыганским пляскам, этнографическим севильским подробностям, буйству красок природы андалусийского юга (сценограф Елена Соловьева). Картинка скорее супрематическая – с четкими и жесткими линиями, резкими свето-теневыми и порой кричащими цветовыми контрастами (художник по свету Евгений Ганзбург), натуралистическими подробностями. Последним особенно запомнился финал – развешанные по стенам обезглавленные туши быков и обильно кровоточащая голова животного на столе – все говорит о том, что романтизации поединка Кармен и Хозе здесь не место, а убийство ужасно само по себе, как его не облагораживай и не украшай оперным камуфляжем. Резкости происходящему добавляет и эпоха: конечно, это не времена Мериме, а франкистская послевоенная Испания (судя, прежде всего, по костюмам), уже хлебнувшая свобод и эмансипации, но в тоже время душная, глухая, внутренне порабощенная.
Концепция и ее визуализация поддержаны филигранно сделанными образами – в каждом штрихе, движении, взгляде, мизансцене чувствуется вдумчивая работа с артистом. Свободная и дерзкая, насмешливая и одинокая Кармен; безвольный и невыразительный, какой-то серый, неинтересный Хозе – человек, скорее всего не плохой, но ничтожный; полный самолюбования павлин Эскамильо – тщеславный эгоист, а скорее всего, настоящий артист; стерильная в своей правильности Микаэла – не совсем уже даже невеста несчастного баска, а ближе к материнской ипостаси.
Фото: Марина Сёмина Артисты, избранные на главные роли (как приглашенные, так и свои, самарские), стопроцентно воплощают замысел режиссера. Колючая Кармен прославленной Надежды Бабинцевой (Екатеринбург) – настоящая кошка, гуляющая сама по себе. В ее профетическом меццо вдруг наметившаяся надтреснутость регистрового перехода, тем не менее, играет на образ – неуравновешенной, взбалмошной, где-то даже жестокой героини. Пресный, какой-то безликий Руслан Юдин (Москва, Театр Сац) поет при этом тенором с хорошим, стабильным верхом. Культурного баритона мариинца Владимира Мороза слегка не хватает в фонтанирующей партии Эскамильо, но актерски роль гламурного красавчика отыграна им блестяще. Ирина Янцева (Самара) звучит поначалу скованно и мелковато, но в арии третьего акта ее голос расцветает, и ее Микаэле начинаешь верить. Из исполнителей небольших партий выделяется зычный, раскатистый бас Андрея Антонова (Цунига).
Музыкальное руководство осуществляет маститый Александр Анисимов: с первых тактов увертюры оркестр у него звучит очень ярко, экспрессивно, захватывающе. И даже мелкие помарки, каковых за спектакль была не одна, впечатления не портят – музыканты играют не ноты, но дают живую эмоцию. Хорошо собраны ансамбли, достойно поет хор (хормейстеры – Ольга Сафронова и Светлана Ерастова), в целом сбалансировано соотношение звучания вокалистов и оркестра.
