Александр Введенский родился 6 декабря (по новому стилю) 1904 года в Санкт-Петербурге в семействе, о каком скоро стали говорить как о "бывших". Его отец Иван Викторович Введенский (1870—1939), сын священника, уверенно делал карьеру и к концу жизни дослужился до чина статского советника. Мать, Евгения Ивановна Поволоцкая (1876—1935), дочь генерал-лейтенанта И. М. Поволоцкого, была одним из первых российских врачов-гинекологов женщин, работала в Императорском клиническом повивально-гинекологическом институте. В семье было четверо детей, два брата и две сестры, Александр старший.
Фото: litfund.ruВ 1914 году родители отдали сыновей Александра и Владимира в Николаевский кадетский корпус. Через четыре года все кадетские корпуса были упразднены. Сашу перевели в гимназию имени Л. Д. Лентовской, которая вскоре реформировалась в Единую трудовую школу № 10. Несмотря на "трудовое" название, образование заведение дало неплохое, а главное – определило круг общения Введенского в молодые годы. Там же учились его приятели Л. С. Липавский и Я. С. Друскин и первая жена Тамара Мейер.
По окончании школы в 1921 году Александр Введенский начал работать конторщиком и счетоводом на строительстве электростанции "Уткина Заводь". Но ему этого было мало. В 1922 году Введенский поступил на правовое отделение факультета общественных наук Петроградского университета, но быстро ушел. В 1923—1924 годах работал в Фонологическом отделе Государственного Института художественной культуры. То есть высшее образование Введенский так и не получил, что не мешало его творческим исканиям. В 1924 году юноша вступил в Ленинградский союз поэтов и причислил себя к футуристам. Но в дальнейшем Александр от них отойдет. Футуристам было свойственно строить утопии насчет светлого будущего. Он же был практически антагонистом такой тематики.
Издатель Михаил Мейлах нашел в философской лирике Введенского "эсхатологические мотивы времени и смерти, богооставленности и Божественного вмешательства". В скобках заметим, что многие "бывшие" с такими мотивами соглашались если не творчески, то мировоззренчески, воспринимая строительство советской жизни как конец своего света – да так оно и было. Кроме того, Введенский пускался в радикальные семантические эксперименты. Исследователи характеризуют плоды этих трудов как "заумь", "абсурд", "бессмыслицу". Введенский писал тексты, в целом дискредитирующие обыденное сознание, человеческое "рацио". Он как будто отрицал адекватность разума и мышления в принципе и языка как их инструмента. Но, возможно, благодаря именно такому поэтическому гласу Введенский вошел в наши дни со скромным количеством публикаций для детей. Или их понимали как "для детей". В конце концов, именно детское сознание априори воспринимает парадоксы, каламбуры, фантазии и бессмыслицы как норму и естество. А из "взрослых" текстов Введенского подавляющее большинство увидело свет, когда творец уже не мог этому порадоваться.
В 1925 году Александр познакомился с
Даниилом Хармсом. Этот момент стал знаковым для обоих поэтов. На пару стихотворцы и большие оригиналы принимали участие в деятельности авангардной литературно-театральной группы, которая в конце 1927 года обрела наименование "ОБЭРИУ" — Объединение Реального Искусства. Основателем объединения и вожаком обэриутов стал Даниил Хармс, Введенский довольствовался вторыми ролями. Именно Хармс провозгласил, что интересны только бессмысленные вещи, и общество стало нести в массы свет абсурдизма и примитивизма в поэзии. "Несли" буквально: обэриуты проводили творческие вечера. Наиболее нашумевший из них, "Три левых часа", состоялся 24 января 1928 года в Доме печати на Фонтанке. Введенский на нем тоже читал. И тогда же
Самуил Маршак пригласил Введенского, Хармса и других ОБЭРИУтов к сотрудничеству с детскими журналами "ЁЖ" и "ЧИЖ". Александр Введенский стал самым постоянным автором журналов и переводил для них сказки братьев Гримм. У него, к слову, вышла пара десятков небольших, но отдельных книжечек стихов для детей: "На реке", "Много зверей", "Коля Кочин", "Авдей-ротозей" и пр.
Фото: prodetlit.ruЧто касается тогдашних "икон", то Введенский был близок по форме к
Велимиру Хлебникову тем, что предпочитал упрощённую рифмовку и метрику, перифразы классических текстов, умышленные сломы рифм и ритма и использование похожего на прозу свободного стиха. Однако и с Хлебниковым они рознились. Хлебников верил в законы времени, романтизировал то прошлое, то будущее. Введенский был далёк от любой идеологизации – "верил" только в смерть, если слово "вера" здесь уместно. Да и сам Александр Иванович признавался, что Хлебников ему чужд, уж скорее ближе
Кручёных. Что ж, заумь за заумь – логичное сближение.
Современники называли Введенского "абсолютно безбытным" человеком, несмотря на то, что он много вращался в творческих кругах и менял жен. К слову, творческие "тусовки", как мы бы сегодня сказали, навредили Введенскому и всем обэриутам. Их называли "Последними левыми" Ленинграда. Политически левыми они вряд ли были, имелись в виду нетрадиционные формы поэтических высказываний. Но и в художественности тогда упорно искали политику. Потому обэриутов стали громить в печати. А в конце 1931 года последовал их групповой арест. Вину за это возлагали на Введенского: якобы произнёс тост в память Николая II, якобы спел на вечеринке гимн царской России… Так или не так, но донос на поэта накатали. После ареста он был выслан в 1932 году в Курск вместе с Хармсом, а потом отдельно от него болтался в Вологде и воронежском Борисоглебске.
Казалось, советская власть Введенского "простила". В 1932 же году они почти одновременно с Хармсом вернулись в Ленинград. В 1934 году Александр Иванович даже стал членом Союза писателей. А в 1936 году он захотел в очередной раз жениться – и из Ленинграда уехал к новой супруге Галине Викторовой в Харьков. Эта семейная жизнь начиналась хорошо. У четы родился ребеночек Петр, которого они осмелились крестить. Но не это сыграло роковую роль в биографии Введенского.
27 сентября 1941 года Александра Введенского снова арестовали. Теперь – по обвинению в контрреволюционной агитации. Что ж, как раз тогда немцы были на подступах к Харькову, и у многих возникали панические и пораженческие настроения. Стоило ими неосторожно поделиться – и готовая агитация, то есть статья. И вот тут черты судьбы Александра Введенского расплываются за дымкой лет… О последних днях его жизни есть, скорее, версии, чем точное знание.
Фото из следственного дела: НКВД СССР / ВикипедияПредположительно осужденных в связи с близостью фашистов повезли от них подальше, на восток. Введенский попал в тот эшелон, что шел в Казань. Вероятнее всего, он скончался в пути. Дата называется – 19 декабря 1941 года. Причина смерти – экссудативный плеврит. Медицинские подробности установлены по акту о смерти Александра Ивановича в Казанской специализированной психиатрической больнице МВД Татарской АССР. На деле туда доставили труп. Тело зарыли, считается, или на Арском или Архангельском кладбище в Казани. Во всяком случае, казанцы считают Введенского причастным к своему городу, как и Велимира Хлебникова. А уголовное дело Введенского было прекращено в начале 1942 года в связи со смертью обвиняемого. Только в 1964 году Александр Введенский был полностью реабилитирован с очень частой формулировкой для "оттепельных" реабилитационных справок: "за отсутствием состава преступления". К сожалению, для него признание невиновности очень сильно запоздало…
И в те же примерно годы тексты Введенского наряду с творениями других обэриутов стали ходить в самиздате и "тамиздате". Отмечался искаженный вид этих публикаций. Полную публикацию стихов Введенского для взрослых осуществил Михаил Мейлах в начале 1980-х годов в двухтомнике американского русскоязычного издательства "Ардис". В нашей стране первое издание наследия Александра Введенского произошло лишь в 1993 году в издательстве "Гилея". Оно оказалось поводом для долгого судебного разбирательства между харьковскими наследниками поэта (причем его родной сын Петр к тому времени уже скончался), их доверенным лицом Владимиром Глоцером и издателями. На фоне судебных процессов долгое время сборники обэриутов выходили без стихов и даже упоминаний Введенского, так как сторона наследников их обнародовать запрещала. Так что в течение "нулевых" предпринимались лишь зарубежные русскоязычные издания книг поэта. А в России в 2010 года в издательстве "ОГИ" вышел 700-страничный сборник произведений Введенского под названием "Всё", составленный Анной Герасимовой – филологом, переводчиком, специалистом по творчеству обэриутов. К слову, к сегодняшней дате она дала "ЛитГазете" интересное интервью
"Черное небо в шкатулке". В общем, теперь уже все, что сохранилось из тетрадей Введенского, вплоть до записных книжек и черновиков, напечатано. Многие объясняют этот факт смертью Владимира Глоцера.
Но еще до того, как кончилась юридическая тяжба (и даже началась), Введенский удостаивался проявлений благодарной памяти от новых "радикалов", таких же, как он, искателей и поклонников новых форм. Так, Егор Летов описал Введенского в стихотворении "Ночь" из альбома "Прыг-скок" 1990 года и посвятил ему эти стихи. А рок-музыкант и композитор Леонид Фёдоров лидер группы "АукцЫон", положил множество стихов Введенского на музыку и исполнил лично и в составе коллектива. В том числе записал на его тексты целый альбом "Весна". И еще по мотивам одноимённых детских стихотворений были сняты мультфильмы "Кто?" (1986, Беларусьфильм) и "Потец" (1992, ТО "Экран"). Но детские стихи – это лишь одна, притом достаточно изученная сторона поэтического светила по имени Александр Введенский. Давайте последуем примеру музыкантов и вспомнил одно "взрослое" сочинение нашего героя. Оно длинное – но несказанно для него характерное.
Александр Введенский
Элегия
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Нам восхищенье неизвестно,
нам туго, пасмурно и тесно,
мы друга предаем бесчестно
и Бог нам не владыка.
Цветок несчастья мы взрастили,
мы нас самим себе простили,
нам, тем кто как зола остыли,
милей орла гвоздика.
Я с завистью гляжу на зверя,
ни мыслям, ни делам не веря,
умов произошла потеря,
бороться нет причины.
Мы все воспримем как паденье,
и день и тень и сновиденье,
и даже музыки гуденье
не избежит пучины.
В морском прибое беспокойном,
в песке пустынном и нестройном
и в женском теле непристойном
отрады не нашли мы.
Беспечную забыли трезвость,
воспели смерть, воспели мерзость,
воспоминанье мним как дерзость,
за то мы и палимы.
Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя —
сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный,
пусть рысью конь спешит зеркальный,
вдыхая воздух музыкальный —
вдыхаешь ты и тленье.
Возница хилый и сварливый,
в последний час зари сонливой,
гони, гони возок ленивый —
лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.
1940 год
