Новая книга
Бориса Евсеева оригинальна и самобытна, оставляет послевкусие слиянности с природой, ощущение единого, восходящего к Космосу мира, и поэтому рассматривается в контексте связей с идеями "русского космизма". В книге три повести: "Чукотан", "Сокол странствий", "Кожа Иова". Наибольшее внимание привлекла повесть "Чукотан".
В последних текстах Евсеева явно чувствуется перекличка и возобновление во многом утерянных литературных связей с известным философом Н.Ф. Федоровым и всей линией
"русского космизма".
"Русский космизм" как философия выражает национальную специфику мышления, в котором сошлись рациональное, эмпирическое и мистическое познание, в их живом естественном единстве, в полноте жизненного постижения. Космизм пытается объединить судьбы человека и Вселенной. Представители этого направления обращали свою мысль не к заботам о заурядной обыденности, а к мечте о новой земле и новом небе, к исканию Фаворского света, "изнутри исцеляющего и преображающего жизнь, как духовную, так и телесную".
Самые важные аспекты для уяснения качеств философии русского космизма – это:
- преодоление безысходности и отчаяния разума перед сонмом непознаваемых основ мироздания;
- русская отрешенность от практической жизни, уход к духовным формам бытия;
- магическая сила слова;
- натурфилософское мировидение;
- особое чувство сопричастности всему сущему. Каждый человек лишь частица природы, маленькое звено Космоса: "не себе одному принадлежит человек";
- самобытное отношение к природе;
- усиление онтологичности образов, обращение к архетипическим мотивам;
- переход темы души из побочных – в основную;
- взаимопроникновение высших и низших царств бытия и т.д.
Космизм Евсеева включает переход духовных качеств в эстетику прозы, а также в ее особую образность. В повести "Чукотан" – это яркая образность исторических фактов, при помощи которых писатель пытается решить важные отечественные и общечеловеческие проблемы.
Образы рая, очищения и пространства духа
В повести "Чукотан" актуализируются образы, метафоры и сравнения как архетипы коллективного бессознательного, которые также выступают и как индивидуальный опыт повествователя. Уже в авторском предисловии к книге обозначены темы, проходящие лейтмотивом через все творчество писателя: природа, энергетика любви, со-творение истории, мысленный взгляд в будущее, сопротивление природы человеку, пространство России.
Многие писатели последовательно развивали различные значения образа "рая" и религиозно-эстетические идеи, которые с ним связывались. В повести Евсеева рай – это "идеальный город, Небесный Иерусалим". Именно пространственный аспект в евсеевских обращениях к образу "рая" особенно значим, поскольку делает этот образ в конечном итоге воплощением подлинно духовной реальности.
Символический смысл Чукотки
Чукотка Евсеева – неповторимый рай, полуостров любви, арктическая молодящая чистота. "Райское" пространство топографически реально, - Залив Креста, сопка святого Дионисия, сопка святого Иоанна, - но, вместе с тем, максимально обобщено: рай — в первую очередь духовное явление. Авторские сигналы "непривычного рая" в тексте выражены как раз в описаниях локуса Чукотки и его святых мест: "А тут – снег, первозданность, простор! Таким и должен быть рай земной, где-то во льдах переходящий в рай небесный: диким, чистым, холодным! Вымораживающим тело, до белизны очищающим душу…". Рай – особая ценность повести, связанная с воплощением предвечной, влекущей, но недостижимой гармонии. Культурные смыслы образа "рая" привносят некий трагизм в развитие сюжета. Ведь революция не обходит стороной даже места с семантикой райского места: "Чукотка – ледяной рай. Революция – палящий жар. Чукотка – медлительность и расслаба умов. Революция – прыжок и уцеп". Здесь писатель также обозначил двойную природу райской Чукотки и чужедальней революции в образе "ледожара", что находит отражение в двойственном поведении некоторых персонажей в тексте. Автор умело подводит нас к размышлениям о рае и о жизни-смерти на безлюдных дорогах Чукотки, где можно встретить и призраков, и духов прошлого.
Образ "перстня-печати"
Ещё одним из ключевых образов в художественном мире "Чукотана" стал образ "перстня-печати". Образ повторяется на протяжении всей повести с устойчивыми типологическими признаками.
Персонажам о загадочной силе перстня, о его способности забирать волю, подчинять себе разум человека известно мало. Только после смерти тела душа героя понимает, как "украшение" изменило судьбу: "Это всё перстень… Он меня сгубил, сделал предателем!"
Образ "перстня-печати" по своим признакам восходит к мифологеме дьявола. Дьявол в виде низшего духа накладывает "печать" на кольцо, наделяет его сверхъестественными способностями: "Это не кольцо, это перстень-печатка. Кто знает, чья печать на нем высечена?" – и стремится скрыть инфернальную сущность за предметом.
Проще говоря, перстень оказывается своего рода маской, скрывающей лицо дьявола. Финальное значение перстня в тексте – порабощение человека, закабаление его души. Герои неоднократно пытаются избавиться от кольца, вернуться к прежней легкости бытия: "Избавившись от перстня, Елена снова расцвела, стала прежней: неимоверно свежей, с лучистыми зрачками, смешливой". Но образ кольца в художественных текстах – ещё и знак нерасторжимого единства. Единство проявляется в любви Елены Бирич и Михаила Мандрикова: оно оказалось неразрывным и роковым, так как Михаил погибает, не сумев снять "печатку", хотя и продолжает казаться женщине живым. Перстень символизирует в повести также необъяснимую любовь, которая не подлежит разгадке и не прекращается вместе со смертью.
Образ души
Традиционно образ души обозначается словами, выражающими понятия: ветер, дуновение, дыхание. Помимо ветра душа представлялась в образе огня, теплоты. Также душу соотносили с образами дыма и пара, преподносили в виде человеческой тени и т.д.
В повести "Чукотан" душа предстаёт в виде морозного облачка и обладает определенной формой: "Почти тут же изо рта его вылетело синее, с рваными краями облачко. Облачко было совсем не таким, каким был медвежий дых! Вытянутое в длину, с неровными краями, оно имело чуть повернутую набок, сплюснутую головку, еще и ручки-ножки смешно по краям трепыхались".
Для автора очевидна беспредельность души человеческой и ее зависимость от прожитой жизни: "Выкван выспросил у деда и теперь знал: вылетевшее облачко – душа. Хорошо, когда душа вырывается на простор не проколотой насквозь, не искалеченной".
Понятие "душа" в прозе Евсеева воплощает самую суть человеческой природы, поэтому если она вылетает из тела разорванной, изменившей форму, это означает, что человек вел жизнь грешную, неправедную. В то же время облачко вылетает при дыхании изо рта живой медведицы. Вот как Борис Евсеев описывает медвежий дых Огромной Серой:
"Облачки унеслись, а Выкван всё смотрел им вслед. Ему казалось: в этих набитых жаром медвежьего дыха, приятно скруглённых облачках вдруг обозначились юркие медвежата, ещё какие-то фигурки". Из этого следует: животный мир в художественных установках автора духовно часто выше и чище мира человеческого. Ведь медведица в тексте отвечает агрессией исключительно на схожие действия человека.
Образ России и революции
Пароход "Томск" в повести – и есть сама Россия. Плывет на пароходе народ "отчаянный и разношерстный". Для "Томска" характерно шатание из стороны в сторону, для пассажиров – переходы с верхней палубы на нижнюю, беспутство и склонность к озарениям, грех и праведность, сон с открытыми глазами, хождения по краю снов.
Помимо этого, судьба тогдашней страны предстаёт в образе медведя, вставшего на задние лапы: "Лысый, с черно-резиновой, пугающе липкой кожей, без единой шерстинки медведь привиделся".
Здесь же и цветочные карты. Они в художественном мире Евсеева оказываются одним из образов надвигающейся революции: "Революция на глазах распускалась газетным – в полнеба – черно-серым цветком, шевелила исколотыми проволокой заскорузлыми пальцами. Стало гадко жить, невыносимо дышать". Функционирование образа цветка в реальности текста автора порождает многообразие смыслов. По мере движения сюжетной линии в тексте раскрываются скрытые смыслы данного образа. Цветочная метафора предсказывает кровавые события революции, но и демонстрирует связь с Еленой небесной. Цветок по имени Елена Бирич – это цветок революции, то есть, карта в её кругу недозволенная. А в конце повести – это надломленный цветок "сумасшедшей" американки, снова приплывшей в Россию.
Атрибуты Елены – перстень, сны-видения, всепрощающая любовь, отрешённость, которая в тексте осмысляется как знак духовности героини: она словно взлетает над действительностью. Видения и сны сближают ее с нематериальным миром, помогают чувствовать будущее.
Оригинальное осмысление получает в тексте и женская телесность, она предстает как свечение души.
Через выстраивание ассоциативных рядов писатель посредством движения от образа к образу словно расставляет для читателя знаки, следуя которым мы подходим вплотную к исходным смыслам: России-природного-рая и России-революционного-разлома.
Образ любви и прощения
В поэтике автора заметны несколько способов приоткрыть человеческому сознанию глубины бытия с помощью усердного мыслительного труда при чтении повести. Особое место среди методов духовной работы занимает любовь.
Посредством любви осуществляется органичная интимная связь человека с миром и создателем: "Бог – это ведь тяжкая духовная пахота, и лишь затем озарения! В них он всегда присутствует. А люди озарения от себя гонят. Да и работу духовную тоже. Со-творением собственной жизни – по невидимым линиям предначертанной судьбы – не занимаются".
Любовь – и есть душа. Душа и есть любовь! Её болезни и радости тесно связаны с Богом. Причём "болезнь любви" репрезентируется через различные коды…
Наиболее важный и грустный эпизод повести прощение-прощание: "Простить приехала. Вечное прощение – что слаще этого в жизни? Он предал, а я, не театральничая, не на словах, а сердцем – его прощаю". Прощая предавшего её Мандрикова, Елена снова обретает маловесную легкость, как после снятия кольца. Так героиня осознает свою "доминанту существования" и предназначение: "Ты здесь и появилась, чтоб легкость легкую изведать, над горечью обид и сожалений подняться! В этом и будет твоя неправедная праведность".
"Чукотан", - уникальная повесть, она звучит как гимн недостижимому для всех героев, кроме мальца-Чукотана, ледяного рая.
В том же ключе "русского космизма" созданы и две более ранние по времени повести, вошедшие в книгу.
"Сокол странствий" – притча о волжских просторах, о взаимоотношениях людей и птиц, о подлости и коварстве, о прозрениях и духовной приязни, о нерасторжимости связей человека и природы.
Вторая редакция повести "Кожа Иова" переносит нас в день сегодняшний. Она тоже связана с раздумьями о терроре и революции и помогает понять, как этих тяжких испытаний избежать в наше время. Все три повести чётко соотнесены с выверенными историческими материалами, но при этом словно бы овеяны мистической дымкой.
Оригинальный художник и мыслитель Борис Тимофеевич Евсеев обладает замечательным даром предугадывать будущее. Своей живой "некнижной" прозой писатель создаёт мощное тяготение к вечным загадкам бытия-любви и бытия-природы, выстраивает в ряд захватывающие изображения борьбы за "душу живую" в русском человеке.