Учитель и ученица
Елена Киселева родилась в Воронеже 15 октября 1878 года в семье известного математика Андрея Петровича Киселева. Ее живописный талант проявился уже в детстве, но Елена планировала по примеру отца получить образование педагога-математика. В 1896 году она уехала в Петербург и поступила на Бестужевские курсы. Однако, заболев тифом, не смогла окончить обучение.
Елена Киселева, 1897 г. Источник: Ольга Матич "Записки русской американки"В 1898 году Елена поступила в Высшее художественное училище при Академии художеств. К этому времени женщины уже могли быть полноправными студентами наравне с мужчинами. Срок обучения составлял шесть лет, первые два года включали занятия в "общих классах" рисования с натуры. После этого ученик мог выбрать профессора-руководителя, в чьей мастерской он хотел бы заниматься. Елена Киселева продолжила обучение у Ильи Репина, который стал не только учителем, но и близким другом художницы.
Елена Киселева считалась одной из любимых учениц Репина. Илья Ефимович отмечал "мужской" рисунок Елены, а это было лучшей похвалой для женщины-художницы того времени. Живописец признавался:
"В моей студии отличались: Елена Маковская, Остроумова, Епифанова, Киселева, Тарновская".
Художница с зеленой вазой. Автопортрет, 1910 г. Сама Киселева позже вспоминала об отношениях с Репиным: "Он был со мной очень хорош, ценил меня как художницу, м.б. чуть-чуть за мной ухаживал, когда стал вдовцом и мы все жили в Куоккале. У меня здесь есть его хорошие письма ко мне".
В 1900-1910-х годах Елена много работала, путешествовала и активно участвовала в выставках. Случались, однако, и срывы. Еще во время учебы в Академии Елена впервые попала в Париж. Под впечатлением от новых течений она написала картину "Парижское кафе". Вернувшись, Елена заявила эту работу Совету академиков как эскиз дипломной работы. На что получила отказ со следующим комментарием:
"Молодая художница, попав за границу, вместо изучения действительно художественных произведений, стала подражать крикунам-пачкунам, стремящимся хоть чем-нибудь обратить на себя внимание".
"У себя. Автопортрет", 1908 – за эту картину художница получила премию Общества имени А. И. Куинджи.Это стало настоящим ударом и привело к депрессии. Через год, после завершения академического отпуска, который Елена провела в Париже, она вернулась к работе над дипломной работой. Теперь это уже был сюжет с крестьянскими девушками в праздничных нарядах. Процесс создания шел непросто. Киселева считала свою картину неудавшейся и подражательной. В переписке с искусствоведом Маргаритой Луневой она откровенничала:
"Помню, когда я писала эту свою большую картину "Троицын день", пришел как-то Репин, я не выдержала, ушла и сзади картины стала просто плакать от отчаяния. Он стал, конечно, меня успокаивать. "Да что Вы, все хорошо, да Вам дадут звание даже за то, что у Вас висит на стенах". В мастерской тогда находились "Невесты", а также ряд портретов крестьянских девушек.
"Невесты. Троицын день", 1907 – создана для дипломной работы, за которую Елена Киселева получила звание художника и пенсионерство во Франции.Чтобы поддержать ученицу, Репин написал Киселевой письмо, в котором высоко оценивал работу художницы:
"Елена Андреевна, Ваша мастерская произвела на меня громадное впечатление. И напрасно Вы думаете, что Вы подражаете Малявину. Совсем другое: у Вас эпос, бытовые русские картины, а у него фантазии и символы.
У Вас психология, жизнь здоровая, красивая и чисто русская, и это так редко кому дается. Выражение лиц Ваших картин так глубоко, что я удивляюсь до сих пор – как при такой красоте лиц и при широкой, сочной живописи лица так правдивы и жизненны.
"Маруся", 1913 – лучшая, по мнению Е. А. Киселевой, картина, которую называют "воронежской Джокондой".
Пишу Вам все это, чтобы поддержать Вас на этой чудесной дороге реальной правды. Я думаю, только здесь и есть та неувядаемая молодость и жизнь, которой мы радуемся во всех эпических гениальных произведениях всех веков и всех народов. Как вчера сказал, и теперь подтверждаю: Вы попали на настоящую национальную струю живописи народной. Держитесь ее и бросьте всю бутафорщину цеховой заурядности – фокусы виртуозности.
...
Я уверен, что академия вас оценит".
Илья Ефимович, всегда поддерживавший Елену, стал единственным человеком из России, с кем она сохранила связь после эмиграции в Белград. Случилось это в 1920 году.
Портрет профессора механики Антона Дмитриевича Билимовича, мужа художницы, 1925.А пятью годами раньше Елена, полюбившая математика Антона Билимовича, переехала к нему в Одессу. В 1918 у них родился сын Арсений, но поженились они уже в Белграде. Со своим первым мужем Н. А. Черным-Перевертанным Елена развелась только в 1923 году. Ни ее, ни Билимовича этот вопрос особенно не заботил. Однако консервативное окружение не принимало их отношений. Много лет спустя Антон Билимович с горечью вспоминал, что в Одессе его киевские учителя демонстративно не пришли к ним с Еленой на обед, потому что пара не состояла в официальном браке.
Портрет Арсения Билимовича, сына художницы, 1925.Переезд
Переезд в Королевство сербов, хорватов и словенцев был болезненным: с родными Елена поддерживать связь боялась, на творчество времени не хватало, всю энергию художница направляла на семью и приспособление к новой жизни. Постепенно художница Елена Киселева стала женой профессора Антона Билимовича. Она вспоминала:
"Мой муж был слишком большим ученым, совершенно поглощенным своей наукой и своими работами, он не мог помогать мне в ведении хозяйства и в воспитании сына. Все было на мне. У нас много людей бывало, жили, что называется, "открыто", но никто не интересовался художницей Киселевой". А также:
"Жизнь давно забрала меня всю целиком и художницей я была как-то сбоку, в стороне".
"Дачницы", 1915 – эта картина украшала обложку журнала "Столица и усадьба", написана в пос. Куоккала (усадьба И. Е. Репина "Пенаты").В Сербии, однако, русским приходилось значительно лучше, чем в других странах. Здесь была создана особая среда. В этом есть заслуга самих эмигрантов: они значительно повысили уровень образования и сыграли важную роль в развитии культуры. Оказывалась также и поддержка со стороны государства: в 1920 году была создана Государственная комиссия по делам русских беженцев. Однако при всей доброжелательности в сербских газетах с возмущением писали, что русские не учат язык. Связано это было и с распространением мифа о возвращении на родину после грядущего "переворота". Судя по письму Ильи Репина, верили в это и в России:
"Вы испытываете тоску по родине. Значит Россия живет и значит, она опять соберет своих детей и будет еще жить хорошо. А то, ведь за это время сумасшествий, так все уже отчаялись, так дичают... А вдруг опять живая душа – и верится в эту бесконечную преемственность жизни к лучшему". В этом же письме художник беспокоился: "А Вы, неужели бросили живопись? Вот не верю: Вы слишком огромный талант, чтобы бросить. Еще обрадуете, надеюсь".
"Базар в Которе", 1925.
На что Елена с болью отвечала: "Вы не знаете, как мне тут тоскливо! А ведь Вы все там же, почти около самого Петербурга, около того, откуда мы изгнаны, где осталось так много. И Вы даже иногда письма оттуда получаете! А я вот 2 года не знаю, что с моими родителями, что с моими братьями и сестрами, – все остались в этом сплошном страдании.
А Вы говорите: неужели Вы бросили живопись?
Писать – счастье, наслаждение, а о каком наслаждении можем мы теперь, оплеванные, думать?"
Еще одной причиной, по которой Елена не могла в полной мере раскрыть свой талант, было ощущение чужеродности среди сербских коллег. В письме Луневой Елена писала:
"В эмиграции сначала было очень трудно и не до живописи. А когда мы стали на ноги, было уже поздно. Восторжествовало новое направление в живописи, и я стала не нужна, или, по крайней мере, я так чувствовала для себя".
"Прекрасные дамы", 1927.И все же Елена продолжала работать: писала портреты и иконы в стиле модерн, делала наброски. До 1944 года. В это время ее сын Арсений вернулся из немецкого концлагеря, здоровье было подорвано. Его жена Ираида завела роман, и Арсений стал отказываться от еды. Вскоре он умер. Вне себя от горя Елена написала посмертный портрет сына и дала зарок больше никогда не брать в руки кисть. Рисунок художница хранила в своей спальне и никому не показывала, после своей смерти она завещала кремировать его вместе с собой.
Возвращение в свет
Почти полвека о Елене Киселевой ничего не знали на родине. Лишь в 1967 году, когда сотрудница Воронежского художественного музея имени И.Н. Крамского Маргарита Лунева нашла в архивах письмо Репина с сербским штемпелем, начал распутываться клубок жизненных обстоятельств Киселевой. Удалось разыскать художницу, завязалась переписка, продолжавшаяся до последних дней Елены, даже в годы обета молчания.
Елена Киселева, 1920-е годы. В 1969 году, к 90-летию Елены Киселевой, была организована первая персональная выставка на родине. Она состояла почти из сорока картин, полученных от художницы и найденных Луневой в советских музейных и частных коллекциях. Об этом радостно писала Киселева своим близким, сообщая, что ее племянницы потом присылали вырезки газетных статей, посвященных ей и выставке, и писали, что о ней даже была передача по Ленинградскому телевидению. Так Елена Киселева вернулась на родину.
La BelleHortense (Прекрасная гортензия), 1908 – С. К. Маковский включил в выставку женских портретов в редакции "Аполлона" на Мойке и затем поместил в своем журнале вместе с работами В. Серова, К. Сомова, А. Головина, Б. Кустодиева.В 2016 году была организована выставка "Элегантный век" в Музее русского импрессионизма в Москве, а в 2017 году – "Елена Киселева. Блеск, забвение и возвращение в свет" в художественном музее им. И. Крамского в Воронеже. Однако несмотря на возвращение в свет, в судьбе художницы остается много белых пятен.
"На балконе (Портрет Виктории Федеевской) – написано в селе Плясово Воронежской губ., усадьба Марии Эдуардовны Киселевой, матери художницы.