Картины Николая Ге отличает выдержанный неяркий колорит в сочетании с необычным внутренним светом и рельефностью фигур. Последнее достигалось художником с помощью скульптурных эскизов: для некоторых полотен Ге сначала создавал многофигурные пластические композиции, а потом переносил объём на холст, "лепил" формы светом.
Однако при жизни творчество Ге подвергалось жёсткой критике. Лев Толстой, с которым художник был дружен, утверждал: "лет через 100 иностранцы попадут, наконец, на ту простую, ясную и гениальную точку зрения, на которой стоял Ге, и тоже задним числом какой-нибудь русский критик догадается, что то, что кажется таким новым и гениальным, уже 100 лет было показано людям нашим художником Ге, которого мы не поняли".
С непониманием окружающих художник сталкивался ещё в юности. Учителя Николая отмечали его способности к живописи, но по настоянию отца Ге, окончив гимназию, поступил на физико-математический факультет Киевского университета и продолжал изучать точные науки в Петербургском университете, переехав к старшему брату. Только в 1850 году Ге бросил университет и поступил в Академию художеств, где занимался под руководством Петра Басина. Многие его ранние работы вдохновлены стилем Карла Брюллова.
"Тайная вечеря".
Фото: art-catalog.ru
Получив спустя семь лет право на поездку за границу за счёт Академии, Николай отправляется в Европу, откуда возвращается с "Тайной вечерей", над которой работал в течение трёх лет. Художник дважды переписывал картину. Рассказ Ге о работе над полотном включил в свои мемуары Александр Куренной: "Ночью ходил со свечой смотреть картину. Всю группу "Тайной вечери" с углом комнаты я вылепил из глины. Как-то поставил свечу в другом месте и смотрю, что такое освещение лучше того, что я написал. Я тотчас взял мел, нарисовал на холсте и начал писать по совершенно оконченной картине, до выставки оставалось всего три недели. Первая картина была написана тщательно и законченно, а эту писал быстро и свободно". Именно излишнюю свободность, неканоничность в первую очередь отмечали критики: "Христос не заключил в себе ни одного из тех высоких качеств, под влиянием которых в мире совершился переворот беспримерный, неслыханный: перед нами представлен лишь слабый, бесхарактерный человек". На осенней выставке Академии художеств картина была воспринята крайне неоднозначно.
"Это обыкновенная ссора весьма обыкновенных людей" – пишет о "Тайной вечере" Достоевский, – "Тут совсем ничего не объяснено, тут нет исторической правды; тут даже и правды жанра нет, тут всё фальшивое, <…> просто перессорились какие-то добрые люди". Одна из особенностей творчества Ге – включение в композицию реальных лиц. Существует гипотеза, что при написании образа Христа Ге использовал фотопортрет Александра Герцена. Также художник включал в свои работы лица и фигуры со сделанных им же с натуры карандашных эскизов.
Тепло отозвался о картине Лев Толстой. По словам писателя, его собственное представление о последнем вечере Христа с учениками совпало с тем, что передал Ге. Именно это совпадение взглядов, со-направленность мыслей послужат впоследствии основой крепкой дружбе между художником и писателем. Оба будут размышлять о природе предательства, разрыва между учеником и учителем, Толстой отчасти станет учителем для Ге и наоборот. Спустя два с лишним десятилетия после написания "Тайной вечери" Ге возвратится к этому библейскому сюжету и логически продолжит его картиной "Выход Христа с учениками в Гефсиманский сад", что позволяет говорить о непрерывности процесса осмысления.
"Выход Христа с учениками в Гефсиманский сад". Фото: virtualrm.spb.ru
Ге станет практически членом семьи Толстых, старшая дочь писателя в своих мемуарах будет называть его дедушкой, с теплом вспоминая первое появления художника в их доме: "Он сделал мне два-три вопроса, и я сразу почувствовала доверие и близость к нему. Ему был тогда пятьдесят один год. Он был уже очень лыс, волосы на висках уже белели, но глаза были молодые и блестящие". Духовные поиски Толстого и Ге, по её словам, "вначале шли независимо друг от друга, но в одинаковом направлении".
Оба творца, пресытившись славой, осознали: громкий успех произведений не приносит счастья и не делает жизнь более осмысленной, и тогда Ге продолжал духовные поиски, приблизившись к земле и занимая себя земледельческим трудом, печным ремеслом. Нужно заметить, что, хотя родословная Ге и восходила к французскому эмигранту-прадеду, воспитывался Николай в деревне крепостной женщиной (мать Ге умерла через три месяца после рождения сына), поэтому к крестьянам Ге относился с любовью и уважением. Он всегда созывал своих соседей, чтобы продемонстрировать новую картину, внимательно прислушиваясь к их мнению.
За годы жизни в деревне художник выработал привычку к вегетарианству и смог отказаться от курения, а прежде, пишет Ге Толстому, "в дыму задавливал всякую живую мысль".
Безусловно, евангельские сюжеты занимали Ге. "В этой книге все есть, что нужно человеку" – говорил он о Евангелии, которое мог цитировать наизусть в разговоре. Любимым вопросом Ге был вопрос о трёх главных желаниях, задаваемый всем членам семьи Толстых. Сухотина-Толстая Татьяна вспоминает: "Сам отец только мог придумать два: 1) всех любить и 2) быть всеми любимым". Художник же отвечал на свой вопрос так: "Первое желание мое, это чтобы хорошие люди в своих семьях имели бы ту радость и свет, какой может иметь человек, поверивший и полюбивший Христа. Второе мое желание, чтобы мой милый Лев Николаевич был здоров; а третье – чтобы бог благословил меня окончить мой труд, который я делаю для всех, ради света Христова". Пожалуй, девизом последних лет жизни Ге была короткая фраза "Человек дороже холста". Если кому-то случалось отвлечь художника от работы, Николай никогда не гневался. Он часто, здороваясь, целовался с людьми, даже мало ему знакомыми. Отношение его к собственным полотнам было куда менее трепетным. Когда Ге задумал картину "Что есть истина?", у него не было подходящего холста. "Милосердие" давно уже стояло в мастерской, он пережил это полотно, голова и сердце были полны новой темой, размеры холста подходили, и он записал старый холст новой картиной.
"Распятие". Фото: rostov.aif.ru
Весной 1894 года Ге привёз в Москву картину "Распятие". Она выставлялась в отдельном помещении. Одной из первых "Распятие" увидела старшая дочь Льва Толстого Татьяна и была отчасти разочарована: "то, что выросло в моем воображении по этим рассказам, было совершеннее и по исполнению, и по выразительности, чем то, что я увидала".
Судя по рассказу Татьяны, "Распятие" стало ещё одним совпадением видений Толстого и Ге, ещё одним ответом, ключом: "Отец был поражен картиной: я видала по его лицу, как он боролся с охватившим его волнением. Николай Николаевич жадно смотрел на него, и волнение отца передалось и ему. Наконец, они бросились в объятия друг другу и долго не могли ничего сказать от душивших их слёз".
Несколько недель картина экспонировалась в Москве, затем Ге отправился в свой хутор на Черниговщину.
Он скончался в первый день лета.
Спустя время Толстой напишет: "Смерть его подействовала на меня и на всех возвышающим образом, как действует всегда смерть человека большого, не одним внешним даром, но чистого сердцем", но первым впечатлением запечатлеется не нечто возвышенное, а родственное, семейное (из письма Толстого сыну Ге): "Нам все казалось, что он приедет к нам. Я потому не писал ещё ему".
