Книгу для серии "Жизнь замечательных людей" "Братья Стругацкие" написал Дмитрий Володихин в соавторстве с
Геннадием Прашкевичем. Термин "фолк-хистори" (паранаучные исторические, точнее, литературно-публицистические труды, интерпретирующие прошлое) придумал тоже он.
Дмитрий Михайлович, каковы, на ваш взгляд, отношения между "большой литературой" и жанровой литературой?
От "большой литературы", вообще говоря, мало что осталось. С дюжину имен, которые на слуху (Алексей Иванов, Захар Прилепин, Леонид Юзефович, Алексей Варламов, Дмитрий Быков, Александр Сегень, еще человек 5-6 максимум); несколько десятков "крепких середняков", которые честно тянут лямку в умирающих литературных "толстяках"; море графоманов, которые рвутся писать, но писать не умеют, и чьи тексты имеют в основном эффект психологического самолечения – лучше делать стихи, повести, пьесы, чем пить, колоться и лезть на баррикады; молодые, творчество которых может считаться многообещающим, но на деле оно мало кому нужно. Собственно, в наши дни литература это, большей частью, жанровая литература, и подобное положение вещей становится с годами прочнее и прочнее. Жанровую литературу пока читают, хотя сеть гробит и её с удивительной силой.
Может ли жанровая литература вернуть публике внимание к литературе как таковой?
Да она в основном-то и возвращает – на пару с русской классикой и несколькими правдивыми книгами о Великой Отечественной. Точнее, не возвращает, поддерживает. Ну а тотально вернуться к обществу, где слово литератора обладает фантастической, почти магической силой, где литература правит умами, т.е. к обществу, скажем, 1900-х или 1980-х, мы уже не способны в принципе. Те времена ушли.
Какие тенденции жанра, в котором работаете, вы можете назвать позитивными и негативными? Какие из направлений внутри жанров могут выступить в качестве "внутреннего двигателя"?
Я работаю в биографическом жанре, в жанре исторического романа и в фантастике. Общая тенденция – падение тиражей. Негативная тенденция номер один – засилье боевика в фантастике и фэнтези. Еще одна негативная тенденция – падение ценности науки в умах читателей. Слишком сложно, никто не хочет "грузиться" и "заморачиваться". Тенденции позитивные это, во-первых, заметное нарастание христианского элемента в нашей литературе, то есть здоровое возвращение к истокам; во-вторых, очень большой интерес к биографии, притом к такой биографии, где художественные образы сочетаются с опорой на документ, факт, исторический источник. Чем меньше врёт исторический романист, тем больше его сейчас ценят – воцарилась мода на "аутентизм", и это, я полагаю, хороший знак: общество, не желающее обманываться пустыми выдумками, заслуживает уважения.
Что, на ваш взгляд, может быть интересным читателю в ближайшей перспективе (в вашем жанре и не только)?
Повторюсь: на первом плане – документально-художественная биография, иначе говоря, формат серии "Жизнь замечательных людей". Еще, пожалуй, большой интерес виден к "политической фантастике", т.е. к тем произведениям, в которых, так или иначе, строятся модели ближайшего будущего, обсуждаются генеральные линии развития современного общества с заходом из современности на несколько десятков лет вперед. В цене утопии и антиутопии.
Может ли в российской жанровой прозе возникнуть фигура уровня Гранже, Мартина, Корнуэлла, Роулинг?
У нас были Александр Беляев, братья Вайнеры, Иван Ефремов, Юлиан Семенов, Кир Булычев и, конечно же, братья Стругацкие. У нас сейчас есть Сергей Лукьяненко и Вадим Панов. В историческом романе у нас были Валентин Иванов и Дмитрий Балашов, сейчас есть Ольга Елисеева и Наталья Иртенина. Так что с "фигурами" у нас всё обстоит достойно. То, что у нынешних кумиров тиражи поменьше, чем у Мартина, объясняется просто: Россия в современном мире обладает (по крайней мере, пока) влиянием не столь значительным, как СССР после войны, поэтому англоязычные писатели публикуются шире, чем русскоязычные.
