Владимир Алексеевич Солоухин родился летом 1924 года в селе Алепино на Владимирщине, в настоящее время входящем в Собинский район области. Его отец был "из зажиточных", но в семье подрастало 10 детей, Владимир младший. Открытых данных о том, что семья Солоухиных пострадала во время коллективизации, не имеется. Не говорит о каких-либо репрессиях и судьба писателя. Он окончил школу, поступил и в 1942 году окончил Владимирский механический техникум по специальности механик-инструментальщик. Память об учебе в стенах профессионального образовательного учреждения хранит мемориальная доска, установленная на здании техникума. А также само наследие писателя. Именно в техникуме у Солоухина началась литературная биография: его дебютные публикации состоялись во владимирской газете "Призыв". Но, как утверждает "Туристический портал Владимирской области", стихи Володя писал и до техникума. Говорят, что уже в четыре года он декламировал вслух чужие стихи – и что был невероятно начитан, знал наизусть творения Пушкина, Лермонтова и Некрасова. Сам Владимир Алексеевич утверждал, что поэтический дар привили ему мама и старшая сестра Катерина, тоже любившие поэзию и читавшие ребенку стихи.
Мемориальная доска на здании Механического техникума. Фото bogdanov-62 / ВикипедияНо к "социалистическим преобразованиям" российской жизни у Владимира Алексеевича было неоднозначное, мягко говоря, отношение, обнаружившее себя в поздние годы его жизни (об этом будет сказано позже). Так что, возможно, какие-то гонения или лишения состоятельному крестьянскому хозяйству пришлось претерпеть, только это тщательно скрывалось.
В том же 1942 году Владимира призвали в Красную армию. Но ему повезло не отправиться на фронт, а попасть во внутренние войска. Устойчиво предание о том, что в поздние военные годы Солоухин служил в охране Кремля. Самым ярким эпизодом этой полулегендарной истории является присутствие курсанта Солоухина на встрече Иосифа Сталина с важным зарубежным гостем. По словам Феликса Чуева, то был Уинстон Черчилль, который обратил внимание на рослого и справного военного и сказал советскому генералиссимусу: "Да, с такими солдатами вы войну не проиграете!". Все заметили, как остался доволен Сталин, хоть он и сохранил свою обычную сдержанность. А согласно книге Сергея Довлатова "Соло на "Ундервуде", то был Арманд Хаммер, он не заговорил с Солоухиным, но долго стоял перед ним. Сцену засняли на пленку и вечером показали Сталину в таком контексте, что заморский миллионер любуется мощью русской армии в лице статного курсанта. Вождь спросил, что он может сделать для этого молодца, в казарму среди ночи прибежали генералы – выяснять, какое заветное желание есть у курсанта Солоухина, и тот, не будь дурак, попросил напечатать его стихи. "Через три недели была опубликована его первая книга – "Дождь в степи", — так завершается анекдот от Довлатова. Действительно, больше похоже на байку. Но о мимолетной встрече с Черчиллем вспоминал и сам писатель, судя по всему, нет дыма без огня.
Даже если не было в судьбе Солоухина никакой "феи-крёстной", помогшей выпустить первый сборник, пребывание в Москве способствовало развитию его литературной карьеры. С 1945 года он ходил в одно из столичных литературных объединений и стал писать чаще и активнее.А в 1946 году Владимир демобилизовался и подал документы в Литературный институт имени А.М. Горького. Поступить помогло то, что стихотворение "Дождь в степи" уже вышло в "Комсомольской правде. На одном курсе с Солоухиным учились Юлия Друнина, Расул Гамзатов, Юрий Трифонов, Эдуард Асадов, Юрий Бондарев… Но только Солоухин из этой плеяды писал пейзажную и сельскую лирику. Литинститутский учитель Солоухина Павел Антокольский пенял ему за некоторое морализаторство в стихах – увы, частый спутник деревенской поэзии. С другой стороны, простую и внятную сельскую поэзию очень любит народ – и Солоухин стал очень популярным автором, не уступавшим по известности "шестидесятникам" с их экспериментами и исканиями.
Собственно сборник стихов "Дождь в степи" вышел в 1953 году. Так что Арманд Хаммер и даже Иосиф Сталин не были причастны к рождению этой книги. Но легенда, согласимся, красивая и колоритная для флера, окружающего фигуру автора.
Отчий дом В. Солоухина. Фото: Владимир Холев / ВикипедияПодлинную известность Солоухин заслужил с публикацией лирической повести в жанре путевого очерка "Владимирские проселки" в "Новом мире" в 1957 году. Он написан просто: выросший герой идет по местам своего детства и делится впечатлениями и воспоминаниями. Однако в этой немудреной вещи было столько эмоциональности и лиризма, что прозу Солоухина отметили как рядовые читатели, так и специалисты.
Писатель и литературный критик Павел Басинский к юбилею Владимира Алексеевича посвятил ему
материал в "Российской газете", где не только проанализировал творчество Солоухина и нашел истоки его притягательности, но и указал на странные амбивалентности в его жизни и личности (а что удивляться, сказал бы астролог, ведь наш герой рожден под знаком Близнецов!..). Басинский указывает, что Солоухин одновременно был убежденным "деревенщиком" по стилистике и тематике, воспевал русскую деревенскую жизнь – и дружил с известным авангардистом Андреем Вознесенским. Был резко "антизападно" настроен, примкнул к тем, кто шельмовал на писательском собрании 1958 года Бориса Пастернака за публикацию в Европе "Доктора Живаго" – и при этом объездил весь мир, дружил с эмигрантами из России, да и сам хранил экземпляры рукописи книги "Последняя ступень" за рубежом. Кстати, в 1979 году, будучи в США, Солоухин целый день был гостем Александра Солженицына в Вермонте. Но санкций за эту дерзость не последовало. Поэтому "классифицировать" Солоухина, отнеся его к одному из лагерей, невозможно.
А еще – Солоухин даже в советское время не скрывал своих монархических убеждений. Он демонстративно носил на пальце перстень из николаевского пятирублевика, на котором отчетливо прослеживался профиль последнего российского императора. Этот артефакт не раз "продергивали" в литературе. Перстню и его хозяину посвятил стихи "О человеке, носящем перстень" умевший улавливать нужные настроения поэт Степан Щипачёв:
Это, верьте — не верьте,
но факт — не придумать такого:
на пальце с камешком перстень —
с лицом Николая второго.
Возможно, бравада это?
Не знаю, по совести говоря.
А Всеволод Кочетов уязвил Солоухина, выведя его в романе "Чего же ты хочешь?" в виде Саввы Богородицкого. Фамилия персонажа намекает и на то, что Солоухин был не чужд религиозных взглядов и проводил их в своей прозе как национальную русскую идеологи.. За это журнал "Коммунист" в 1982 году опубликовал статью лично против писателя, обвинив его в "заигрывании с боженькой". Дело вылилось в кампанию против "религиозно-мистических взглядов члена КПСС Солоухина". А в июле того же года вышло специальное "литературное" постановление ЦК КПСС, направленное против писателей патриотических взглядов. Чтобы не только Солоухину неповадно было.
Владимир Солоухин и Илья Глазунов. Фото: Валентин Мастюков / ТАССВера для Владимира Солоухина была неразрывно связана с почтением перед древнерусским искусством и архитектурой (сохранившихся, разумеется, в основном в церковном наследии – иконах и образцах деревянного зодчества). Писатель и сам коллекционировал древние образа. На этой почве они близко сошлись с художником Ильей Глазуновым. О необходимости сохранения богатейшего древнерусского наследия Солоухин говорил в публицистических сочинениях "Письма из Русского музея" и "Черные доски: записки начинающего коллекционера" в 1960-е годы. В них, просто-таки фрондерство для той поры, прямо было сказано, что надо спасать гибнущие памятники старины и православные святыни как народное добро и историю. Владимир Солоухин был последовательным инициатором восстановления Храма Христа Спасителя в Москве. На рубеже 1980-1990-х он возглавил Фонд по сбору денег на новое строительство собора. В этом возрожденном храме писателя и отпевали в 1997 году…
Таким образом, в мировоззрении Солоухина и при советской власти было достаточно антисоветского. Из чего и можно предположить, что в детстве он или кто-то из его близких претерпел от оной власти. Из таких людей формировались ярые диссиденты, ставшие активными демократами в перестройку и после неё. Но и тут в очередной раз проявилась "амбивалентность" Солоухина. Он не приветствовал перестройку, напротив, отвергал ее. Как не поддерживал и многие советские мифы и постулаты. В повести "Соленое озеро" Солоухин вывел отталкивающий образ Аркадия Гайдара – палача и убийцы. Говорили, что такого образа деда не мог простить литератору Егор Гайдар…
Писатель Владимир Алексеевич Солоухин. Фото: Алексей Бойцов/ РИА НовостиНо особенно бурно "поздний" Солоухин обрушивался на Владимира Ленина. Он был в числе тех, кто призывал пересмотреть роль этого политического деятеля в истории нашей страны. "Ниспровержению" Ильича была посвящена статья Солоухина "Читая Ленина". Многие из идеологов перестройки, например, Анатолий Собчак, исповедовали мысль, что сталинская эпоха была извращением ленинских заветов, потому и полнилась такими ужасными событиями. Солоухин же доказывал, что все "издержки" сталинизма являются закономерным продолжением ленинской политики. О статье "Читая Ленина" Собчак полемизировал с Солоухиным, называя опус "недобросовестной, односторонней критикой Ленина". Но в антипатии к вождю мирового пролетариата Владимир Алексеевич был непреклонен. Статья "Читая Ленина" была детским лепетом по сравнению с его же книгой
"При свете дня", где писатель оскорблял Владимира Ульянова и его предков по отцовской линии. Павел Басинский с некоторым неодобрением отозвался о перестроечной и постперестроечной публицистике Солоухина. Но завершил свою статью нейтрально:
"Но Солоухин и здесь оставался самим собой. Был ли в нем стержень – трудно сказать. Но корень, несомненно, был. Оттуда – из Алепина, из владимирщины, где он восстановил свой родовой дом и проводил там с семьей каждое лето".
И мы завершим разговор о писателе, чье столетие отметили на днях, одним из характерных для него, пейзажных и размышлительных стихотворений:
Безмолвна неба синева,
Деревья в мареве уснули.
Сгорела вешняя трава
В высоком пламени июля.
Еще совсем недавно тут
Туман клубился на рассвете,
Но высох весь глубокий пруд,
По дну пруда гуляет ветер.
В степи поодаль есть родник,
Течет в траве он струйкой ясной,
Весь зной степной к нему приник
И пьет, и пьет, но все напрасно:
Ключа студеная вода
Бежит, как и весной бежала.
Неужто он сильней пруда:
Пруд был велик, а этот жалок?
Но подожди судить. Кто знает?
Он только с виду мал и тих.
Те воды, что его питают,
Ты видел их? Ты мерил их?
