"Творческое объединение Круг": семья и работа для инвалидов

Как в свое время сказала соучредитель  "Творческого объединения Круг" Марина Мень в интервью журналу "Москвич": "Наши изделия — это больше, чем посуда, больше, чем сувенир. В них заключена своего рода невидимая ценность — их делают люди с инвалидностью, которые хотят идти вперед, а не сидеть на месте. Делают, несмотря на слепоту и глухоту, несмотря на ментальные нарушения и психиатрические диагнозы. И это очень круто".

"Ревизор.ru" поговорил с Мариной Мень об этом социально-ориентированном художественном бизнесе.

 

 

Нет, потому что я не была с ним знакома. Я его однофамилица, можно сказать – дальняя родственница, потому что его родные – Мени – выходцы из Киевской области. Мои предки были из Чернобыля, а его предки – из местечка Бородянка в ста километрах от Чернобыля. Мне бы очень хотелось порыться в раввинских книгах и найти наши общие корни, но пока я этого не сделала. Интересно то, что я приняла крещение в 1984 году, когда отец Александр был ещё жив. Но я не доехала до него, хотя у меня были знакомые, которые говорили о нём. У меня не было стремления к наставнику. "Чему он может меня научить?" – думала я. Уже потом, в Москве, когда я узнала ещё большее количество людей, знакомых с отцом Александром, я поняла, что наша встреча могла бы быть для меня очень значимой.


Марина Мень. Все фото в интервью - со страницы Марины Мень в социальной сети "ВКонтакте".

 

Не знаю, кто это называет – я всегда опровергаю эту версию и не думаю, что она возникает часто. Могу сказать, как связана моя семья с отцом Александром. Мой муж, с которым мы поженились в 1996 году, был старше меня на 31 год, и он был другом отца Александра. Мужа звали Владимир Файнберг, он умер в 2010 году. Прожил полную, долгую жизнь – 80 лет. Оставил мне дочь, которая родилась, когда ему было 67 лет. Во многом наша нестандартная семейная история была основана на мировоззренческой духовной близости. В этом смысле отец Александр, действительно, в каком-то смысле мне родственен.

 

 

Недавно меня спрашивали: "Был ли кто-то, на кого вы равнялись"? Я сказала: как будто нет. Но сейчас назову Лидию Мониаву, Катю Бермант, которых я могла видеть в Фэйсбуке. Про Митю Алешковского я точно знала. А вот про Доктора Лизу тогда не слыхала. Себя я причисляю к прихожанам храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине – в нашем приходе есть Емельян Сосинский, организовавший сеть приютов для бездомных. Я знала, что отец Александр Мень посылал своих прихожан в РДКБ, знала отца Георгия Чистякова, который там служил. Были разные люди, занятые благотворительностью,  но прямого примера я ни с кого не брала. Всё, что начиналось, было замешано на личных отношениях и, пожалуй, личных ошибках и стало большой школой.

 

 

Мой муж умер от болезни крови. И было несколько лет, когда он постепенно слабел и нуждался в помощи. И я думала, что вот он умирает, и о ком я потом буду заботиться.  У меня, видимо, такой характер – помогающий. Еще в конце 80-х ездила в тогда еще Загорск в Детский дом для слепоглухих детей. Общалась со взрослыми слепоглухими при помощи дактильной азбуки, которую выучила самостоятельно. И вот, на новом витке личной истории, имея за плечами весь мой жизненный, в том числе, менеджерский опыт, я опять встретилась со слепоглухими.

Мы сблизились  с Ириной Поволоцкой, которая за несколько месяцев до нашей второй встречи окончательно потеряла зрение. То есть была слабовидящей глухой, а стала тотально слепоглухой. Она, естественно,  была в депрессии.  Для неё исчезли все связи с миром, кроме тактильного общения с теми кто был рядом. Нужен был брайлевский дисплей, чтобы Ира могла общаться, читать. Но в обществе слепых ей говорили, что она трёхсотая в очереди на этот прибор. Я написала слепому депутату Смолину – и на следующий день в 7 утра Ирине позвонили и сказали, что она может получить дисплей. Но эту технику нужно было освоить. Так на горизонте появился Серёжа Флейтин, слабослышащий слепой, главный эксперт по гаджетам и компьютерной технике, один из самых значимых в Москве, а может быть, и в России. Я из своих денег платила Флейтину за то, что он занимался с Ирой и думала о том, что этот опыт можно было бы развивать и тиражировать.


Сергей Флейтин. 

 

 

Создание благотворительного фонда началось с того, что мы стали собирать слепоглухих знакомых Иры и Серёжи. Ире очень хотелось быть лидером в этом сообществе. Поначалу мы организовывали досуг. Устраивали экскурсии и прогулки, завели театральную студию, занимались рукоделием и даже продавали наши поделки на ярмарках. Потом появился фонд "Со-единение", призванный обеспечить системную помощь всем слепоглухим России. Они планировали финансировать лучшие практики поддержки слепоглухих.  Но для этого нам нужно было зарегистрировать НКО. Так мы пустились в это рискованное, но очень увлекательное предприятие, желая продолжать и развивать то, что было начато. Мы с Сергеем соучредители ТОКа. Ира отказалась участвовать в нашем проекте. У нее появились тогда новые интересы, и я, если честно, на нее обижалась, потому что наша дружба оказалась односторонней. Она воспользовалась мной как ресурсом, пока не было других вариантов.

Говорю об этом потому, что это – одна из главных проблем, с которыми я сталкиваюсь, общаясь с людьми, нуждающимися в помощи. Гораздо лучше, если я организую помощь на регулярной основе, которая будет оплачиваться государством или благотворительными программами. Ложная система, при которой человек хочет дружбы ради помощи, очень сильно разрушает отношения. Дружба – драгоценность, которой мешают меркантильные интересы. Я переживаю это очень остро. С Серёжей Флейтиным у нас настоящая дружба. Интересно, что ему я очень мало помогаю, но он во многом помогает мне в формулировании наших стратегических задач, направлениях развития фонда.

 

 

Фонд "Со-единение" создан Агентством стратегических инициатив (АСИ) при Администрации Президента. Это получилось потому, что в деревне Пучково Троицкого района один священник помогал, по мере сил, слепоглухим. Через него о проблемах слепоглухих узнали довольно влиятельные люди из числа прихожан Пучковского храма. В мае 2014 года фонд "Со-единение" был зарегистрирован. Наши проекты по трудоустройству и сопровождаемому проживанию людей с инвалидностью получили импульс к развитию именно благодаря финансированию, полученному в 2015 году от этого фонда. Я отношусь к "Со-единению" с благодарностью: каждый год они помогают нам примерно в размере 10 процентов от нашего оборота. Понимают и ценят значимость того, что мы делаем.

 

 

С одной стороны – да, но с другой – бывают ситуации, когда нужно дать рыбу. Важно, чтобы человек, который приходит к нам, не держал потребительства в основе своего подхода к отношениям.  Я действовала по тем же принципам, по которым действовали люди, организовывавшие предприятия для слепых в 1930-е годы.

В квартире сопровождаемого проживания на Бутырке. 

 

 

Сейчас много людей ностальгируют по советскому времени, потому что для слепых и глухих то время было счастливым. Это было стабильное трудоустройство,  социальное окружение, организация досуга, санатории, прекрасное по советским меркам продуктовое снабжение, плюс к этому вполне достойная опять же по советским меркам пенсия и зарплата. У меня есть слепоглухой приятель, Миша Ильиных, с которым мы ругаемся чуть ли не до драки относительно того, хорошо ли было в советское время. Мне очень важно, чтобы Миша понял: в советское время предприятия Общества слепых и Общества глухих  сидели на государственном заказе и могли создать хозрасчётную систему для строительства домов и санаториев. Эти предприятия являлись частью советской централизованной системы планирования, которая, как мы все знаем, оказалась нежизнеспособной. При этом, все остальные категории инвалидов не имели поддержки, и люди с разного рода нарушениями вынужденно попадали в дома престарелых, интернаты.

Сейчас, на фоне того, что все предприятия общества глухих умерли, а предприятия слепых глубоко нерентабельны и существуют за счёт субаренды помещений, объяснима тоска по госзаказу.

Мы стараемся действовать по-другому. Фактически, будучи пионерами защищенного производства, пробиваем путь для формирования устойчивой его модели, финансирование которой состоит из выручки от реализуемой продукции, грантов, субсидий и благотворительных пожертвований.

Блюдо - изделие Михаила Ильиных. 

 

 

Около 100 человек получают зарплату, из них сотрудников, которые обеспечивают сопровождение – порядка 30 человек. Также у нас есть подопечные, которые получают социальные услуги по сопровождению трудовой или полезной дневной занятости, но не имеют денежного вознаграждения, поскольку продуктивность их пока слишком низка. Мы называем наше предприятие "защищённым", поскольку не предъявляем ко всем одинаковых требований по производительности, объему занятости. Мы даём человеку посильную нагрузку и стремимся к тому, чтобы он выполнял возможный для себя максимум.

 

 

В общей сложности – 140. Учитывая, что количество оплачиваемого сопровождающего персонала не превышает 30 человек, можно сказать, что это очень хорошее соотношение: работа организована экономично. Так что государство должно оценить нашу модель работы и, мы надеемся, в будущем мы сможем получать субсидии как поставщики социальных услуг. Ну а в этом году мы жили достаточно стабильно благодаря грантам. 

 

 

Было чем платить аренду, зарплаты. Благодаря грантам. До сих пор в среднем мы тратили порядка 20 миллионов рублей в год.  В 2019 году, к сожалению, оборот получился  меньше, поскольку грантов у нас почти не было. Рассчитывать на них – всегда очень большой риск. Выручка от производимой продукции, при этом, составляет порядка 30 процентов годового оборота. В этом году наши планы по производству корпоративных заказов выполнены только наполовину, но даже при этом удается свести концы с концами. Я благодарю Фонд Президентских Грантов и грантовую программу ДТСЗН "Добрая Москва". Это потрясающе: я вижу, как государство оборачивается к нам человеческим лицом.


Кружки "Армения". Роспись Александры Бикматовой. 

 

 

Нет. Оно было тяжелым в прошлом году, когда мы не знали, сможем ли оплатить аренду в следующем месяце. Это нормально, что мы планируем бюджет, включая в него такие статьи, как фандрайзинг, в том числе, краудфандинг, и естественно, что мы стараемся собирать народные деньги на некоторые наши траты. Если наш бюджет в этом году – 25 миллионов, и 350 тысяч мы хотим собрать на оплату квартир сопровождаемого проживания – это не значит, что у нас смертельное положение. Это значит, что мы стараемся использовать все доступные благотворительной организации ресурсы.

 

 

Оно начиналось в моём небольшом пятидесятиметровом офисе, а в конце 2015 года мы переехали в здание бывшей типографии "Молодой гвардии" на Дмитровской и с тех пор базируемся здесь, поскольку керамическое производство требует больших объемов электрической мощности.  Мы арендуем 250-метровый цех. В прошлом году объединились с историческим (ему уже 15 лет) проектом "Артель блаженных" (столярная мастерская в подвале на Ленинском проспекте). Включая оплату их помещения, траты на аренду составляли почти 400 тысяч рублей в месяц. Но сейчас мы получили два больших, по 500 метров, помещения – одно от социальной защиты, другое – от ДГИ г. Москвы, и теперь сможем работать полноценно, развивать новые направления работы, что очень нас вдохновляет.


Блюдо "Покахонтас". 

 

 

Невозможно подсчитать. Не то чтобы это был каталог – мы выкладываем в сеть изделия, которые могут потом не воспроизводиться; они могут быть в одном экземпляре, мы их продаём и убираем с сайта. Но не каждая вещь эксклюзивна: у нас есть и продукция серийного производства, к примеру, мы воспроизводим фруктовую керамику. 

 

 

По сути, вся наша продукция не промышленная, а ручной работы: у нас нет станков, которые изготавливают штамповкой тарелки и чашки. Часть наших изделий – то, что доступно в том числе слепым – лепим вручную, а какая-то часть отливается из жидкой глины. Но, как ручная лепка, так и литье осуществляется людьми с инвалидностью, которые овладевают в наших мастерских настоящей профессией.

 

 

Как правило, это коллективный труд. Рассматривая разные дизайнерские решения, в том числе в интернете, мы обсуждаем, что нам доступно для изготовления. Один из художников делает прототип, и начинается дальнейшая работа над изделием. Сейчас мы работаем над тем, чтобы развиваться в промышленном направлении, поэтому разработали линейки посуды для ресторанного бизнеса и стараемся искать другие пути реализации серийной продукции. На сегодня основной канал сбыта для нас – корпоративные заказы благосувениров.

 

 

Я стараюсь уходить от чисто творческих проектов. Есть производственное направление, а есть досуг, это нужно разграничивать. Художественные работы часто плохо продаются – поэтому приходится быть жестокой охранительницей производственных интересов и объяснять, что в первую очередь меня интересуют те сотрудники, которые приходят сюда не творить, а выполнять заказы. У меня есть присказка, которую я всем внушаю: художник продаёт то, что он делает, а ремесленник делает то, что продаётся. В первую очередь мы ремесленники.


Вапленная посуда. 

 

 

Любая инвалидность накладывает отпечаток, это требует психологического разбора. В нашей стране страшный след  оставляет у  людей с инвалидностью их интернатское прошлое. Интернат – сообщество тюремного типа. И это уже проблема. А еще - риск формирования отношений созависимости с близкими. Но, наверное, страшнее всего – одиночество. Когда человек чувствует себя покинутым, беспомощным и не знает, как из этого выйти.  Среди людей с инвалидностью, безусловно, существуют самодостаточные люди, но их – меньшинство. Большинство - те, кто очень сильно нуждается в институте семьи. Я не имею в виду только кровную семью.  Я про парадигму Церкви как  расширенной семьи, общины. Это библейский принцип формирования человеческого сообщества. Мы стараемся, чтобы в наших мастерских была семейная атмосфера, я стремлюсь к устранению казённого духа. Люди, которые по той или иной причине перестают работать, теряют практически все социальные контакты. Это значит, что основным фактором социализации во многом является именно занятость – место работы. Поскольку мы занимаемся здесь значимой для себя деятельностью, нам лучше вместе, чем в одиночестве дома.

Семейные отношения непросты по определению. Это всегда необходимость формирования границ, необходимость прощения несовершенств. Вопрос в том, как в каждом конкретном случае находить рациональное решение проблемы. Мы стараемся находить.