В сентябре стартует новый сезон театрального фестиваля Onlife iDEA Fest, в рамках которого в интернете будут показаны три инклюзивные постановки по произведениям А.С.Пушкина с участием актеров с ограничениями по слуху.Как театральные педагоги работают с такими актерами? Легко ли понимать друг к друга? И в чем преимущество неслышащих артистов? Чтобы погрузиться в мир особого театра, мы поговорили с кандидатом педагогических наук, профессором Кафедры мастерства актера Театрального института имени Бориса Щукина, заслуженным артистом РФ Михаилом Петровичем Семаковым. Он выпустил несколько курсов неслышащих актеров в Государственном специализированном институте искусств (сейчас — Российская государственная специализированная академия искусств. — прим. ред.), где заведовал Кафедрой театрального искусства, ставил спектакли с неслышащими актерами, а также несколько программ песен на жестовом языке. Его ученики являются лауреатами и дипломантами Международного конкурса актерской песни им. А. Миронова. Михаил Петрович участвовал в Международном Театральном фестивале в Вене и неоднократно проводил мастер-классы для актеров с ограничениями по слуху.
Михаил Петрович, здравствуйте. Вы только что выпустили свой очередной курс. Поделитесь, пожалуйста, что чувствует опытный педагог в такие минуты?
Этот курс получился особенным, потому что это в 2020 году, в разгар пандемии, я набирал курс в основном онлайн. И экзамены они проходили все онлайн. Для меня это было очень необычно. Я привык, что это живое, мы слушаем, а здесь онлайн. Но потом мне даже это понравилось. Если тебя что-то заинтересовало, можно отмотать, еще раз посмотреть, какие-то такие технические вещи. Поэтому, когда я увидел их 31 августа вживую, очень удивился: мне казалось, что они выше ростом, а они, оказывается, ниже! И так далее. Такое было первое знакомство. Такое ощущение, что, во-первых, эти четыре года очень быстро пролетели, а во-вторых, что подобралась очень хорошая команда и мы не столько занимались дисциплинарными вопросами, сколько творческими. Ребята оказались очень интересные, и главное, что они могли создать рабочую, творческую, очень дисциплинированную атмосферу на курсе, и так было все четыре года. У меня очень хорошее послевкусие от этого курса, тем более они играли достаточно сложный репертуар. Это и «Марсианские хроники» Стругацких, и «Дон Гуан» Алексея Толстого в стихах, и Гайто Газданов. Он впервые на сценической площадке был у нас — никогда не делали «Ночные дороги», и Чеховский вечер. Так что я очень доволен, что вот этот эксперимент, так я для себя этот опыт определил, совершился.
Хотелось бы поговорить о вашем опыте работы с глухонемыми студентами. Как давно это было?
Достаточно давно, это было 1990-е. В то время был организован Государственный специализированный институт искусств, где студенты учились на театральном и художественном факультетах, а для ребят с ограниченным зрением там были чтецкие и оперные отделения. То есть вот такой был интересный институт (он и сейчас существует). Такой эксперимент — и, я думаю, удачный. Одна из основательниц этого института — замечательный педагог и профессор Людмила Владимировна Ставская. Она заведовала кафедрой и как-то пригласила меня. Я никогда не сталкивался с такими людьми, но решил попробовать. Почему бы и нет? Мне было очень интересно. Так я оказался там. Сначала это, конечно, было необычно, а потом для меня открылся совершенно другой мир. И через года два Людмила Владимировна предложила мне набрать первый курс.
Как проходило обучение?
4 года — это профессиональное обучение. Вся программа строилась по щукинской методике. И мне кажется, что это очень было результативно. Курсы были маленькие, это не 20 человек. У меня на курсе было человек 10 или 12.
А как вы с ними общались?
Сначала — через переводчика, там очень хорошие были переводчики. Потом — с помощью каких-то жестов, каких-то понятий, слов, предложений. Постепенно выучивал. Первое мое впечатление от курса было таким. Сидим, смотрим какие-то упражнения. Они выходят, делают, и я ловлю себя на мысли: «Ой, как тихо, как замечательно!» Мы ничего не говорили. И я с таким радостным ощущением и ожиданием того, что там на площадке, поворачиваюсь, а за моей спиной лес рук идет — ла-ла-ла. При этом всё это очень тихо, и я думаю: «Ну, всё понятно. В общем, тоже самое» (смеется).
В чем сходства и различия работы с неслышащим и слышащим артистом?
Во-первых, приходилось очень много сочинять понятий и слов, которых нет в жестовом языке. Обычно мы, когда готовимся к поступлению, репетируем стихотворение, басню или прозу. Самая большая проблема была с басней, потому что басня предполагает иносказание, и найти адекватные слова или понятия очень трудно. В басне Крылова есть, например, очень много слов, которых нет в жестовом языке. То есть либо они начинают придумывать, и что очень часто не совпадало с оригиналом, либо они берут и рассказывают басню своими словами. То же самое было и со стихами. Вот это ощущение строки, ощущение ритма, стиха, — вот это всё очень сложным было для них в самом начале, когда они поступали. А потом, кстати, они начали привыкать — и очень даже! Самые большие проблемы были с переводом, так они отличаются от слышащих ребят типом внимания. Очень интересно, когда они увлечены, у них внимание другое. Плюс, из-за того, что нет слуха, работают другие рецепторы восприятия. Они очень чувствуют руками, они очень чувствуют новое, ощущают человека, который находится рядом с ними. И у них очень выразительные жесты и сами руки. Я на актерских курсах очень редко когда видел такие руки. И через них, через жест, даже в паузах, они очень много выражают — и эмоционально, и логически. Очень действенные руки и жесты, чего не хватает у нас в театральных школах.
Вы продолжаете какое-то общение с этими ребятами?
Очень редко, потому что связь с этим институтом у меня прервалась. Кто-то из ребят потом поступал в магистратуру к нам в училище, и я был их руководителем у него, с кем-то переписываемся... Мне бы очень хотелось посмотреть, как они работают на сцене, потому что прошло уже больше 20 лет. Я мечтаю увидеть, какими они стали…
Вы работали именно с артистами для театра...
Для Театра Мимики и Жеста.
Вы готовили артистов с ограничениями по слуху к конкурсу жестовой песни. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом опыте.
Это было тоже как раз с моим первым курсом. Они экспериментировали, и у меня возникла идея поучаствовать в конкурсе актерской песни им. А. Миронова. Я сказал ребятам: «Ребята, ну что? Да, да, нет, в конце концов. А потом, ну должны же они вас увидеть!» Марина Райкина, которая была организатором, их увидела, и для нее это стало таким сильным впечатлением. И она тоже включилась в эту авантюру и говорит: «А давай попробуем. Сейчас будет отборочный тур». Мы показали свои номера. В жюри сидел композитор Дашкевич, а председателем был Караченцов. Сначала они даже не сразу поверили, что это неслышащие люди. Это были действительно очень красивые номера. Моих ребят пустили на финальный гала-концерт, где потом они стали лауреатами. И я помню, когда мне рассказали, что Дашкевич сказал, а вообще кто лучше поет? (смеется). И, кстати сказать, директор Дома актера на Арбате Маргарита Александровна Ескина им платила стипендию плюс к их студенческой стипендии, и они целый год выступали с этими номерами на вечерах для актеров, так что их видели целый год. Она их очень полюбила.
Михаил Петрович, в завершение нашей беседы, что бы вы пожелали режиссерам, которые начинают работать с неслышащими артистами?
Я бы пожелал, во-первых, относиться к процессу очень бережно и с вниманием, и понять, что перед ними совершенно другой мир: другой мир эмоций, другой мир восприятия. Большого терпения и поиска интересных, своеобразных, выразительных средств. И еще — поучиться у этих актеров очень многому для слышащего театра. Пожелал бы им такого взаимообмена, потому что у них есть чему поучиться.
