Николай Казанский (Барон Тромбонок), Евгения Васильчук (Делия), Алексей Неклюдов (Шевалье Бельфьоре), Рузиль Гатин( Граф Либенскоф ), Жозе Фардилья ( Дон Профондо ), Альбина Шагимуратова (Графиня де Фольвиль ), Игорь Головатенко (Дон Альваро), Бехзод Давронов (Дон Луиджино). Фото: Дамир Юсупов/ГАБТ
Для режиссёра, при его отношении к партитуре ("эту музыку не будешь слушать, развалившись в кресле, Россини — как рок"), было естественно сменить внешние приметы фабулы. Микьелетто избрал решение, для которого слова "красоваться" "разглядывать" и "любоваться" характеризуют и отношение к музыке, и место действия, и персонажей. Оттолкнувшись от "международного" характера сюжета, постановщик усилил космополитический мотив действия. Он поместил ситуацию в рамки современного музея, где всё перемешано в круговороте хронологий и эпох.
Этот музей (как и любой большой музей вообще) – наследник традиций, несомненно. При этом — символ и результат всемирной глобализации. Что неожиданно и неотвратимо приближает старинную коронационную оперу-пустячок к ситуации наших дней. А если учесть, что в этом пустячке поют (пусть и не такими умными словами) об объединенной Европе, христианском гуманизме и проблемах войны и мира, "Путешествие в Реймс" оказывается не только подобострастным гимном монархии.
В спектакле Микьелетто часть персонажей преобразилась в кураторов, хранителей и искусствоведов, они работают в музее или приходят в него копировать шедевры. Другая часть – "висит" на стене в качестве фигур композиции помпезно-академической, но очень наивной картины Жерара "Коронация Карла Десятого". Сама живопись (в виде грандиозной "живой картины") формируется к финалу, после череды положенных по либретто песнопений — сентиментальных, любовных, монархических, национальных и прочих (они полны оперной трескучести, которая у Микьелетто оборачивается беззлобной иронией). Будет еще аукцион с ценниками, реставрация портрета красавицы, в которую, как Пигмалион в Галатею, влюблен реставратор, и искусно проведенные параллели между любовной ссорой героев на картине и размолвкой пары посетителей музея, стоящих под картиной. А также разного рода взаимодействия людей "реальных" и людей "нарисованных", создающие не только атмосферу сказки, но и – вполне в духе "комедии положений" — микст буквальных и переносных смыслов.
Валерий Гильманов (Антонио), Петр Мигунов (Дон Пруденцио), Хулькар Сабирова (Мадам Кортезе), Ирина Рубцова (Маддалена). Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
По ходу действия мы погружаемся в мир музейного закулисья, с множеством визуальных цитат из мировой живописи: от "Юдифи" Джорджоне до автопортрета Ван-Гога с отрезанным ухом, от танцовщицы Дега до светской дамы Сарджента, от "Портрета Доры Маар" Пикассо до современных комиксов. По сцене бродят герцогиня Альба Гойи и инфанта Маргарита Веласкеса. И три скульптурных грации, порхающих в танце. Ожившие и(или) изображенные фигуры, волей сценографа Паоло Фентина и художника по костюмам Карлы Тети, норовят выбраться как из рамок очевидности, гуляя между экспонатов, так из рам живописных полотен — с тем, чтобы снова туда забраться. Как это координируется между собой — зависит от возможностей зрительского воображения. Микьелетто обладает способностью его будить.
В энергичном и остроумном, как музыка Россини, спектакле, слова "волшебная сила искусства" обретают первозданный смысл. А слово "картинный", во всех возможных смыслах, становится ключом к пониманию действия. Режиссёрский прием, собранный из множества деталей, форматирует "элегантный беспорядок" россиниевской фабулы, в которой нет четко прорисованного сюжета, только набор ситуаций, и, по словам режиссёра, дает спектаклю "систему координат для театрального существования". А действию сообщает ритм и пульсацию.
И то, и другое поддержал оркестр с Туганом Сохиевым, который, что называется, руку набил на "Путешествии в Реймс": он дирижировал полуконцертным исполнением оперы в Большом театре, в постановке Алексея Франдетти, год назад. Оркестр звучал негромко, но "плотно", при этом сохраняя россиниевскую легкость, и стал, как это и нужно, не аккомпаниатором колоратур, а соучастником действия. Дирижёр, не форсируя комизм музыки и тактично подавая ее лиризм, добился уместного творческого "совпадения на контрасте" с броской режиссурой. Разумная внятность оркестровой артикуляции без повышенного романтизма эмоций пришлась, что называется, ко двору. В том числе и к королевскому.
Альбина Латипова (Коринна), Алексей Неклюдов (Шевалье Бельфьоре). Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
Что касается вокала, то, при очевидной неровности кастинга (многие меломаны в зрительном зале ностальгировали по составу прошлогоднего концертного "Реймса", утверждая, что тогда в целом пели лучше) — все же многое запомнится как подарок. Прежде всего — две женщины. Две Альбины — Шагимуратова (графиня де Фольвиль) и Латипова (Коринна), обе — сопрано немыслимой красоты и мастерства. Уверенная в себе Хулькар Сабирова (мадам Кортезе). Смешные артистичные теноры – Алексей Неклюдов и Рузиль Гатин. Елена Максимова (Мелибея), отважно путешествующая по контрастам регистров. Игорь Головатенко (Дон Альваро), Николай Казанский (Барон Тромбонок) и Петр Мигунов (Дон Пруденцио) — российские певцы, вполне хорошо себя чувствующие в мире итальянского бельканто. И те, кто пел не столь безупречно, но вместе с коллегами создавал сценически упругое актёрское и театральное пространство. Мир, в котором если и были иногда "провисания", то не по вине режиссёра, давшего умные и четкие актёрские задачи, а по "вине" неторопливого Россини, обожавшего удвоения арий и дуэтов. А когда 14 человек запели Ah! a tal colpo inaspettato, сложнейший эксцентрический ансамбль, из которого не всякий певец выберется живым, стало ясно, что жизнь удалась не только у героев оперы. У новой постановки Большого — тоже. “Andiamo a giubilar", как поют герои спектакля. В вольном переводе театра — всех нас ждёт праздник.