Режиссёром постановки стала выпускница ГИТИСа и ученица С.В. Женовача – норвежка Сигрид Стрём Рейбо. Благодаря её работе пьеса вошла в постоянный репертуар театра. Виртуозная организация пространства, музыкальное оформление и умение обращаться с деталью – всё это приблизило эстетику постановки к общей концепции Мастерской: успех “Летних ос…” – судьба, которая сложилась далеко не у каждого современного произведения из тех, с которыми работал театр.
Режиссура постановки так органично соединена с актёрской игрой и материалом пьесы, что во время просмотра зритель оказывается вовлечён в удивительный и условный, как бы заигрывающий с ним мир. Игра – слово, которое можно назвать здесь определяющим, и её сочетание с драматизмом содержания, которое Ивану Вырыпаеву и Сигрид Стрём Рейбо удалось воплотить в рамках полуторачасового спектакля, воздействует сильно и точно.
Действие открывает появление на сцене актёров: Томас Моцкус, Алексей Колубков и Ксения Кутепова занимают места на тех самых красных стульях – застывают в до крайности театральных позах под именами своих персонажей. Но как только начинается диалог, зрителя ждёт первое удивление: герои называют друг друга совсем по-другому: Марк превращается в Роберта, Йозеф становится Дональдом, а к Елене обращаются, как к Сарре. Так действие теряет свою буквальность – мы оказываемся в некой художественной реальности, где всё относительно.
Фото: http://media.theatre.ru
Двойственность звучания и постоянная работа с эффектом обманутого ожидания – характерная черта спектакля. Персонажи – участники детективного конфликта: казалось бы, перед нами классический сюжет с обманутым мужем и женой, которая скрывает от него любовника. Марк-Роберт, которого сыграл Томас Моцкус, подозревает свою жену Елену-Сарру, в роли которой выступает Ксения Кутепова. Но Сарра сообщает, что в понедельник её не мог посетить любовник, так как в это время в доме гостил брат Роберта, Маркус. И сам Маркус может это подтвердить. Казалось бы, вина опровергнута, но Дональд, он же Йозеф, в исполнении Алексея Колубкова, утверждает, что Маркус не мог быть у Сарры, потому что провёл весь день у него и его жены Марты. Всё дальнейшее действие – это нарастающий абсурд попыток выяснить, кто же говорит правду. Спустя какое-то время мы отчётливо осознаём, что правда – это как раз то, что выставлено в спектакле предметом относительным, что каждый из персонажей одновременно лжив и искренен, а Маркус переходит из одной истории в другую, и, наконец, оказывается одновременно в двух местах.
Фото: http://media.theatre.ru
Сюжет, чётко обозначенный в завязке, подвергается по ходу пьесы полной деструктуризации. Грубо говоря, вопрос “где был Маркус?” сменяется вопросом “что, собственно, происходит?”. И здесь однозначного ответа просто не может быть. Что мы видим на сцене – внутренние терзания обманутого мужа и его споры с самим собой, чеховские разговоры глухих, обрывки чьих-то бесед? Иван Вырыпаев настолько перенасыщает диалог аллюзиями и смыслами, и так неожиданно нарушает всякую логику согласования высказанного, что зритель оказывается где-то на перепутье, между смехом, удивлением и вопросом. Чего стоят хотя бы монологи Сарры, в которых она горячо противоречит самой себе, или сцены эмоциональных переходов персонажей от отчаяния к детской, безоглядной весёлости.
Сюжетная составляющая происходящего сплетена с неожиданными, театрализованными откровениями. Таков монолог Дональда, в котором он рисует образ оленей и реки, на другом берегу которой их ждут цветущие сады, и на который они не могут перейти. Река становится в пьесе одним из центральных символов: отчаяние Дональда, стоящего на пустынном берегу, уверенность Сарры в том, что, если идти по течению, ей встретится мост, воспоминание Роберта об уплывающем от него кораблике – все персонажи бродят у воды, и вода здесь – жизнь, одна для всех и разная в их представлении. Запертые в едином пространстве, они остаются одинокими: то выступающие, как разные личности, то похожие больше на голоса в голове одного человека, они не могут услышать друг друга, как не могут услышать и самих себя. Повторяя фразу “летние осы кусают нас даже в ноябре”, они не отдают себе отчёта в том, что она значит: она скорее эмоциональна и абстрактна, и призвана изображать то острое ощущение бессмысленности и неосмысленности смыслов, которым преисполнено всё произведение в целом.
Фото: http://grand-bilet.com/
Тонкое понимание автором пьесы внутреннего мира человека ярко раскрывается в финале пьесы: персонажи, вконец запутавшиеся в противоречиях, соглашаются вдруг друг с другом в том, что во всём виноват дождь, уже три дня оккупирующий город. Затем они начинают смеяться, поливать друг друга водой и по-детски дурачиться: такая искренняя весёлость ярко контрастирует с ужасом выводов, который каждый из них для себя сделал – так или иначе все они признаются друг другу в отчаянии. Этот переход от безысходности к счастью одновременно абсурден по форме и невероятно логичен, как завершение постановки. Сложно представить, что пьеса, посвящённая условностям вещей и мнений, завершается иначе. И такой финал сочетает философский вывод о человеческой природе с большой любовью к ней: с приятием всего неприемлемого, с, можно сказать, ответом на вопрос об экзистенциальном одиночестве.
