"Надо иметь слух к стихам"

Была советская власть – была советская поэзия. К концу правления Брежнева всё начало размываться. Поднялся "железный занавес", люди стали чаще бывать за границей и оттуда потянулись европейские новации и иностранцы-слависты, которые занимались русской литературой. Молодые поэты в разных концах России поняли, что необходимы какие-то изменения, но нельзя сказать, что их опыты были удачными. Были, конечно, при советской власти крупные поэты – к примеру, выдающийся поэт Владимир Соколов, а с другой стороны был Вознесенский и те, кто ему подражали. Вознесенский был очень талантлив, но он оставил после себя несовершенную, может быть даже второстепенную поэзию, которую, тем не менее, можно считать состоявшейся. Были поэты, которые всегда старались обновить стилистику и язык, продвинуть его, сделать более наблюдательным, чутким и тонким. И это, на мой взгляд, лучшие поэты – Чухонцев, Кушнер, Бродский. Но Бродский всё-таки отдельная фигура…

Где-то между 90-м и 2010-м Бродский был самым влиятельным поэтом, ему подражали тысячи молодых, но, к сожалению, подражали лишь внешне. Бродский мало писал "нормальным" русским стихом. Большинство его стихов – паузники, т.е. в них между ударными слогами располагается большое количество неударных, и это очень растягивает стих. Это негладкий стих, который приближается к естественной разговорной речи и даёт поэту новые возможности. Бродский виртуозно владел и старыми, и новыми рифмами. Кроме того, у него был гениальный мыслительный аппарат, он смог пересмотреть все взгляды, всю прошлую русскую философию. Русская поэзия теплокровна. Поэт хочет сказать, что как бы не было плохо сейчас, когда-нибудь может стать хорошо. А Бродский – убеждённый пессимист, минорный поэт. Кроме того, за ним была легенда – его судили, высылали, была эмиграция, Нобелевская премия – всё это очень смущало, впечатляло и вдохновляло молодых людей.

Однако теперь даже влияние Бродского прошло. Сейчас нет никакой руководящей тенденции, каждый пишет как он хочет. Авангардисты абсолютно выродились. Появились какие-то дикие люди: например, "поэты" под псевдонимами Шиш Брянский, Хрен Лесной – они только ругаются. Вместо стихов – один мат, и считают, что это большая поэзия. Я сам знаю всю ненормативную лексику, но мне в голову не придёт её использовать в стихах.

Что будет дальше – трудно сказать. Внимание к поэзии резко упало. На "Тавриду" съехалось множество поэтов. Но сколько молодых людей по-настоящему пытаются быть действующими поэтами в России? Я не знаю. Статистики говорят, что стихи читает один процент от общего числа людей. Но этот один процент, кого он читает? Рубальскую, Полозкову… Ерунда.

К тому же, денег поэзия не сулит. За стихи не платят.

Но всё-таки есть какая-то сила, которая толкает людей на это поприще. Увы, но часть из них – графоманы, которым доставляет удовольствие просто писать на бумаге. Причём хорошо, если это спокойные люди, а то есть и такие, которые считают себя гениями, скандалят, кричат, бросаются в драку и требуют, чтобы их выслушали, оценили, напечатали. Одним словом – городские сумасшедшие.

Одно время было невероятно популярным взять какую-нибудь чужую строчку, объявление, надпись на пачке сигарет или даже рекламный слоган и около этого построить своё стихотворение. Или какое-то классическое сочинение – извратить его и повторять всё время. К примеру, взяв знаменитые строки Пастернака "Мело все ночи в феврале", "поэт" пишет "Мело все ночи в Шевроле" – это машина такая американская. Написал и думает, что это достижение, а это ерунда собачья. И этим многие занимались.

Надо иметь слух к стихам. Слух – очень важная штука. Необходима настоящая критика. Критика и рецензия – это разные вещи. Есть такое понятие, как филология – изучение поэзии, стихов. В области филологии были очень крупные фигуры: Гаспаров, Кожинов, Эткинд. Но им было всё равно, какие стихи исследовать – хорошие или плохие. Был такой поэт Эдуард Асадов, он писал элементарные, очень посредственные, плохие стихи. Его читала вся страна, поскольку он, например, обращался к девушкам, чтобы они не давали "поцелуя без любви", вот такую примитивную ерунду он писал. А Гаспаров говорил: "Мне всё равно, кого исследовать – Тютчева или Асадова, потому что всё это – стихи". А кто лучше: Тютчев или Асадов? Может, через 500 лет с таким подходом скажут, что Асадов. Будущего мы не знаем. И сейчас именно такой промежуток – никто ничего не знает, каждый пишет под свою личную ответственность. И сколько это продлится, сказать невозможно, может быть 10 лет, может быть год, может быть 20 лет – абсолютно непонятно.

Среди своих студентов выделить никого не могу. Проблема Литинститута в том, что сейчас туда поступают девочки сразу после школы: они ничего в жизни не видели, ничего не знают, мало что понимают. Им не о чем писать. Они прочтут книгу и напишут о Джульетте, или об Алисе в Зазеркалье, или про свои любовные, довольно туманные переживания. Очень мало юношей к нам идёт. Всё было иначе в советское время. Большинство известных поэтов окончили Литинститут: Евтушенко, Ахмадулина, Мориц, Соколов…

Ахмадулина была замечательного дарования поэтесса. Она писала изысканные, изломанные стихи, как бы старомодные, но с массой всяких образов, сравнений и новаций внутри. При этом внешне стихотворение было достаточно традиционно. Ахмадулина быстро заняла место одного из главных поэтов поколения и уже мало менялась, но была невероятно почитаема и знаменита в интеллигентных кругах и у власти. Она прожила любимой и обожаемой со всех сторон, но, к сожалению, рано умерла.

Я очень люблю путешествовать. Пока ноги ходят, надо ездить. Потому что нужны впечатления, то, что называется "материалом". Множество русских стихов написано от впечатлений. Например, Державин – хотя это вообще XVIII век, время Екатерины II – поехал в Карелию и написал гениальные стихи про водопад. Батюшков путешествовал по Европе и написал про Англию, Францию, моря и океаны. Гоголь, который был, конечно, гений, величайший русский писатель, но и полнейший психопат, всё время, как ему становилось хуже, куда-то уезжал. Он говорил: "Дорога лечит". И это правда. В дороге легко говорить с попутчиками; новые пейзажи, новые города и рестораны развлекают… Я тоже очень много путешествую, хотя впервые выехал за границу когда мне было 52 года. Первым городом, который я увидел, был Будапешт, а потом сразу же полетел в Америку. Сейчас мы с Надей [женой – прим.ред] объездили уже полмира, но из всех стран предпочитаем Италию и Грецию.

Главный разговор в поэзии – это разговор о форме и содержании. Очень многие думают, что форма и содержание – это раздельные миры. И это касается не только начинающих, но и великих поэтов. Грубо говоря, у Некрасова содержание замечательное, а форма – посредственная, скучная и однообразная. А вот Николай Гумилёв утверждал обратное – что у Некрасова форма замечательная, а содержание – так себе. Кому верить? Я думаю, что форма и содержание – одно и то же, они едины. Содержание – это то единственное, что можно вложить в единственную форму. Всякая форма должна до такой степени впитать в себя содержание, чтобы они целиком совпадали и не было никаких других вариантов, чтобы то, о чём вы хотите рассказать, нельзя было рассказать иначе. А если можно сказать и так, и эдак, и ещё как-то, то это говорит о том, что гармония не была найдена, что вы ещё не стали профессионалом.