Андрей Николаевич, здравствуйте! Архангельск - это действительно край света?
Да, это обусловлено географическим положением. Поморы, которые селились на берегу Белого моря - люди очень отважные. Они жили на краю света, не зная, что там дальше. Они исследовали эти края, плавая в неизвестность. Это породило по-северному суровый поморский, но одновременно трогательный человеческий характер. В суровых условиях всё приобретает подлинную суть. Это важно, чтобы не просто выжить здесь физически, а именно жить на этой земле, любить эту землю, возделывать её. Много лет назад я приехал сюда и ощутил особый дух этого места. Я бы назвал его духом приключения, авантюры. В том, чтобы уехать на север, на край земли и делать театр есть что-то авантюрное, но очень завораживающее и вдохновляющее. Существует определённый риск в том, чтобы решиться поселиться здесь. И для меня как режиссёра был риск – решиться брать театр. Серьёзный шаг с моей стороны, но я ни о чём не жалею - есть результат и ощущение постоянного движения. Север не даёт расслабляться.
Три литературные фрески Маркеса, Пастернака и Булгакова представит Архдрама Москве, где ни в одном театре не соседствуют в афише эти произведения - это смелый вызов столице. Вы тяготеете к подобным махинам, потому что Вам "и целого мира мало"?
Согласен с вами - афиша у нас богатая, и, уверен, не разочаруем московского зрителя.
Было бы странно совершить такой поступок – уехать на крайний Север и ставить убогие пьесы. Имею в виду присылаемую мне "драматургию", от перечня действующих лиц в которой (олигархи, ясновидящие) меня начинает тошнить. Но я с удовольствием ставлю новую хорошую пьесу, если вижу её достойной. Вот, в прошлом сезоне я поставил спектакль "Дни Савелия" по роману Григория Служителя, который мне понравился. Так что и абсолютно современная литература у нас присутствует.
В хорошем театре хочется ставить хорошие произведения, которые любишь. Хочется тратить жизнь именно на них, на их изучение, исследование, поиск сценического воплощения. Это не какой-то выпендрёж –давайте сейчас быстренько поставим и на гастроли повезём. Эти спектакли идут у нас, они в репертуаре. Мы их отобрали для Москвы, чтобы показать, что мы сделали за это время, что умеем, на каком уровне находимся. В конце концов заявить о себе: мы существуем даже на краю земли!
Ваши спектакли, обращение к знаковым великим романам - это в первую очередь вызов себе? Предпочитаете выходить из зоны комфорта в работе и в жизни?
Для того, чтобы работать в театре, нужно обязательно постоянно делать эти вызовы себе. Творчество не подразумевает спокойствия и лежания на диване. Нужно всё время пребывать в творческом движении, саморазвитии, в поиске. Очень важно сомневаться, выстраивая путь спектакля. Как говорил Федерико Феллини, режиссёр - это кормчий, как Христофор Колумб, показывающий направление в тумане. Он знает, что там где-то есть земля, но что это за земля и доплывём ли мы туда? Это зависит от всей команды. А артисты - это команда, которая всё время канючит и просится домой. Такой замечательный образ (смеётся), который нарисовал Феллини, очень близок работе режиссёра в любом театре. Выходить из зоны комфорта хочется бесконечно. Собственно я вынужден выходить и бросать себе вызовы. В театре невозможно сидеть на лаврах предыдущих спектаклей. Все ждут от тебя нового, а ты сам себя пытаешься понять – на что ты ещё способен? Ведь каждая следущая работа должна быть мощнее предыдущей, должны случиться актёрские открытия. Я как режиссёр обязательно должен вырасти. У меня и в жизни так же происходит. Всё время что-то делаю, куда-то перемещаюсь, и это помогает мне в творчестве.
Насколько сильно недраматургическая проза этих авторов сопротивлялась сценической обработке? Каким образом вы расширяли театральную заданность для вместимости масштаба литературных полотен? Как работали с оригинальным материалом?
Когда я беру большое произведение, не адаптированное к сцене, т.е. роман без инсценировки, моя главная задача - создать сценическое воплощение. Большой массив текста невозможно целиком произнести на сцене. Выбираю главные события. Работа с текстом - это такая скрупулёзная кухня! Есть определённые приёмы, навыки, мои личные открытия. В одном интервью это не рассказать, да и трудно объяснить. Это нужно видеть, в этом нужно участвовать. Мы очень бережно относимся к текстам. Работая над инсценировкой, нельзя сразу выбрасывать кажущееся лишним. Актёры в процессе репетиционных этюдов, произносят как прямую речь, так и текст от автора, и они сами должны ощутить необходимость выбросить что-то, как бы грубо это не звучало. Оно должно выпасть само. Главное - врассказать историю так, как её чувствовал автор. И как чувствую её я, потому что используются приёмы не литературного, а драматического театра. Количество текста потихонечку сокращается, но главное остаётся. Так складывается впечатление объёмного звучания текста и спектакля. Текст - это только один из способов передачи замысла режиссёра, а их много. Когда все приёмы работают в связке, гармонично дополняя друг друга, тогда получается художественно целостный спектакль. Я продолжаю работать над этими текстами, даже после премьеры мы иногда "вычищаем" текст. Это живой процесс, постоянный совместный труд режиссёра, инсценировщика (чаще я сам) и актёров.
Вы часто сам себе художник-постановщик. Мистический романтизм Маркеса в спектакле "СТОЛЕТВМАКОНДО" потребовал большое количество костюмов.
Я сразу вижу художественный образ спектакля в определённом пространстве, которое чувствую и пытаюсь материализовать. Все эти процессы в сочинении спектакля неразрывны. В большой степени могу назвать себя автором спектаклей, т.к. много работ делаю сам, один: режиссура, инсценировка, постановка, визуальные решения - неотъемлемые части целого. Маркес - это очень долгий разговор. Одна из главных художественных книг в моей жизни. Сейчас, когда я набирал курс в Щукинском училище, мы задавали абитуриентам один вопрос: какую книгу они бы взяли с собой на необитаемый остров? Я бы ответил - "Сто лет одиночества". В этом романе столько скрыто, он такой многослойный, в нём можно что-то бесконечно находить, и я этим занимаюсь. Он меня не отпускает. Я ещё не единожды обращусь к Маркесу. Наш спектакль "СТОЛЕТВМАКОНДО" - эксперимент. Мне было интересно идти ранее неизведанным путём, сродни тому, который Хосе Аркадио наметил в поисках Макондо через джунгли. Мы с артистами тоже пробирались сквозь джунгли романа к его сути. Спектакль получился какой получился. Очень его люблю и считаю, может быть, главным в своей режиссёрской карьере (хотя люблю все свои спектакли) . В нём много персонажей, артисты играют по несколько ролей, поэтому там есть переодевания, большое количество здоровских, фактурных костюмов от Ирины Титоренко. Я люблю с ней работать, она полноценный соавтор моих спектаклей и чувствует, что я хочу.
Мастера и Прокуратора исполняет один актёр в спектакле "Мастер и Маргарита" - чем обусловлен такой режиссёрский ход?
Этот ход родился не сразу, но мне кажется он лежит абсолютно на поверхности. Мастер пишет роман о Понтии Пилате, ему интересен этот персонаж. И, как любой автор, он немного идентифицирует себя с героем. У них много общего. Мне кажется, предметом исследования Мастера в романе является природа страха. Иешуа говорит, что трусость - самый главный порок. Мастер живёт вне социума, не может вписаться в современную действительность, боится жить, боится любить. Прокуратор Иудеи, наделённый абсолютной властью, тоже боится. Страх не зависит от того, каким количеством власти ты наделён. Поэтому такой ход абсолютно логичен.
Более того, такой же ход с Бездомным и Левием Матвеем вполне напрашивается, причём прослеживается интересный момент. Мастер - учитель и проводник Бездомного, который меняется в лучшую сторону. Это единственный персонаж, который выигрывает. Будучи одноклеточным поэтом-песенником, он после встречи с нечистой силой и Мастером вдруг начинает мыслить. А сцена с Прокуратором и Левием Матвеем, прямым учеником Иешуа - ситуация- перевёртыш. Он является учителем Понтия Пилата и объясняет ему простые человеческие истины. Мне было интересно и то, как артисты будут перевоплощаться из одного образа в другой.
"Василий Тёркин" по поэме А. Твардовского режиссёра Алексея Ермилышева и "Пряслины. Две зимы и три лета" по книге Ф. Абрамова режиссёра Владимира Хрущева - это своего рода интродукции между тремя продолжительными спектаклями в общей картине гастролей Архдрамы. Это оптимальный ракурс московской презентации труппы?
Для гастролей в Москву были выбраны самые яркие спектакли последних лет и это не случайный выбор. Это лицо театра. Разножанровые спектакли разных режиссёров демонстрируют наши возможности на разнообразном материале. У нас много хороших спектаклей, но на первые гастроли мы привозим самые мощные постановки.
Театру Ломоносова предстоит рассказать текстами Фёдора Абрамова о своих земляках, подарить архангельский дух московскому зрителю. Спектакль был поставлен к юбилею автора, и как визитная карточка архангелогородцев значится в афише?
"Пряслины", спектакль вышедший к юбилею Федора Абрамова, идёт на нашей сцене с большим успехом. Герой романа и спектакля жертвует личным в пользу общественного, потому что у него повышенное чувство ответственности за людей, за своих односельчан. Эта история о том, как сохранить свою человеческую природу, свои принципы, порядочность в сложных условиях, всегда актуальна. Зритель находит для себя ответы и поэтому любит спектакль.
А что для вас Русский Север? Почему он вас держит уже десятилетие?
На Русском Севере для меня важен Архангельск и Театр, которому я отдал годы, наверно, самые лучшие. Я пришёл, имея силы, определённый опыт, энтузиазм, огонь, который не погас за это десятилетие. Я чувствую себя родным, местным, потому что полюбил эту землю. Есть результат, который меня радует. Я люблю город, людей, которые меня поддержали, с которыми работаю, дружу. Без них я долго не могу, скучаю в отпуске. Хочется вернуться, общаться, работать. Север нужно прочувствовать и полюбить, для этого нужно открыть сердце. Это, наверно, не каждому дано. Легче любить тёплый изящный юг, чем грубый север с его полукрасками. Я такой кайф испытываю, когда в августе возвращаюсь из отпуска, вижу справа и слева бесконечные поля Иван-чая, который уже не яркий розовый, а в полутонах охры с лиловым. Здесь нет ярких красок, но в этой красоте присутствует тонкость, которая во всём: в человеческой красоте, отношениях, поступках и в наших спектаклях, очень надеюсь.
Вы по-прежнему связаны творческой пуповиной с Щукинским училищем, в котором вы учились и теперь преподаёте? Гастроли Архдрамы на двух сценах Театра им. Е. Вахтангова не случайны?
Моя Alma Mater - я вахтанговец до мозга костей и исповедую вахтанговскую школу. Для меня всё это очень дорого и важно. Где же ещё играть, как не на этой сцене? Это как вернуться домой.
Вы - лучший режиссёр среди байкеров и лучший байкер в режиссёрском цехе. Ваша брутальность, роскошный татуаж, спортивный облик и весь ваш внешний вид - гроза труппе? Вас боятся, уважают за "крутость", как думаете?
Мне сложно утверждать, лучший ли я среди тех или других (смеётся), но это моя жизнь, то, что я люблю. Образ режиссёра связан с определённым клише, которые были заданы великими мастерами. Представляешь себе Товстоногова в больших очках, который сидит и курит, либо Ефремова. Я не такой. Когда мы молодые, мы подражаем. Но очень важно быть собой. Не собираюсь никого поражать крутостью своего облика, вымаливать восхищение. Надеюсь, меня уважают за то, какой я есть - естественный, не кажусь тем, кем не явлюсь, честен к себе и окружающим. Меня можно любить и не любить, как любого человека. В театре очень сложно снискать любовь подчинённых, да и не нужно. Любовь между начальником и подчинённым сомнительна. Уважение - да. Хочется верить, что меня уважают не за брутальный вид, а за работу. Судя по тому, что люди открываются, идут мне на встречу, работают со мной, это есть. Заискивать и влюблять в себя не хочу. Быстро влюбить в себя важно приезжим режиссёрам, чтобы за короткий срок добиться хорошей работы. А когда работаешь долго, то принимаешь не только популярные решения, но и не привлекательные. Поэтому стараюсь взвешенно решать, на благо труппы и театра, а не просто "хочу - не хочу".
Вы воспитываете актёров таким разноплановым репертуаром. Как растёт труппа под вашим руководством?
Труппа очень выросла за последнее время на хорошем материале, сотрудничая с разными режиссёрами. В Театре на краю земли приходится собирать людей, как мозаику, поштучно. Бывает один развивается, а другой тормозит и не двигается вперёд. Сложная работа, много нюансов, сопряжена с риском. Вроде берёшь хорошего актёра, а он не вписывается в твоё понимание театра. Сейчас все работающие в труппе гармонично подходят друг к другу. Стараюсь, чтобы никто никому не был прямым конкурентом ни по внешности, ни по внутренней природе, учитываю человеческую совместимость, чтобы не было конфликтов, чтобы было всем интересно работать. К нам сейчас пришёл целевой курс из Щукинского училища. Выпускники хорошо обучены, сильно усилили труппу, играют серьёзные роли. Вообщем, это бесконечное строительство труппы и её постоянное обновление. Но театр - это же коллективное творчество. Есть ещё администрация, дирекция, которые понимают в этом деле и помогают труппе развиваться. Вот и организация московских гастролей, статусного события для коллектива, лежит на них, и я им очень благодарен.
Испытываете волнение перед московским дебютом?
Конечно, испытываю, как испытываю перед каждым нашим стационарным спектаклем. Все спектакли рождаются при открытии занавеса и умирают при закрытии. Театр создаётся здесь и сейчас, на глазах у зрителя. Это может случиться, а может и нет. Творчеством управлять сложно. Режиссёры решают задачи и делают всё, чтобы спектакль мог повториться, это уверенные элементы ремесла. Но есть живые моменты, которые рождаются или не рождаются. Театр этим и ценен, что он живой. Волнуюсь, конечно, для меня это ответственно и почётно. Первые наши масштабные гастроли, играем на исторической сцене Театра Вахтангова. Мы горды, волнуемся, но нам есть, что показать. Зрители не будут разочарованы, а откроют для себя наш театр.
Что для Архдрамы значат первые московские гастроли? Что ожидаете от события?
Мы тоже хотим открыть что-то в себе. Увидеть свой спекталь на другой сцене, посмотреть на него другими глазами и, возможно, что-то поменять в будущем. Я часто повторяю фразу: Премьера - не приговор спектаклю. Спектакль будет жить, если внутри него будет что-то меняться, обостряться. Со временем меняется моё восприятие, понимание и меняется спектакль. Тогда артисты выходят из зоны комфорта и нужно всё заново выстраивать. А если всё комфортно и гладко, спектакль начинает умирать. Для нас очень важны наши гастроли, мы сделаем всё, чтобы они прошли блестяще.
