Расскажите, как произошёл такой поворот: по образованию Вы врач, и вдруг резко начали заниматься джазом. Как это случилось?
Мы с братом Алексеем с самого детства занимались музыкой – благодаря родителям, которые "подсадили" нас на The Beatles. Мы были битломанами и, когда нам было уже по 6-7 лет, взяли в руки гитары – стали прорабатывать такую музыку. Потом, конечно, картина менялась; появлялись отечественные группы – "Аквариум", "Гражданская оборона"… позже – Nirvana. Но у нас всегда осталась "битловская" прошивка. Когда зашла речь о получении высшего образования, родители сказали: "Быть музыкантами, конечно, хорошо, но нужно получить и "полезную" профессию. Что, вы будете 30 лет по сцене прыгать? Получите хорошее образование, и потом можете делать что хотите". И мы с братом окончили Медицинский педиатрический институт: я в 1998, он – в 1996 году. После этого я прошёл ординатуру по патологической анатомии детского организма и три года работал в больнице. После этого я решил вернуться к тому, чем хотел заниматься изначально.
Это был кризисный эпизод жизни – по семейным причинам – и я решил забить на всё, начал заниматься музыкой. Это был уже Billy’s Band: 2001 год, дела сразу пошли хорошо, мы сразу много играли, ездили в Европу и зарабатывали там деньги. Приехали в Россию – и здесь всё пошло хорошо. С тех пор я не возвращался к медицине, и все эти годы занимался музыкой. Джаз нравился мне ещё с поры студенчества, но эта музыка казалась неподъёмной.
Но, когда постепенно начинаешь слушать больше, начинаешь и переформатироваться на то, что ты любишь. Изначально Billy’s Band – далеко не джаз; скорее перфоманс с использованием джазовых инструментов: контрабаса и саксофона. Уже потом желание и любовь принесли свои плоды, и на сегодняшний момент я могу назвать себя человеком, который причастен к джазу. Прежде всего не как музыкант, но как пропагандист джаза, организатор джазовых мероприятий.
Сколько лет вы занимаетесь джазовым творчеством? Есть ли у Вас специальное музыкальное образование, или Вы обучались самостоятельно?
С 2012 года. Музыкального образования нет, но я играю на контрабасе; сейчас учусь играть и на барабанах. Я – полный самоучка. Конечно, не могу составить конкуренцию очень многим, но у меня несколько иная задача: в первую очередь я вижу себя как автора-песенника и лидера собственной группы. Собственный авторский материал в разных комбинациях – мы делали много экспериментов, в том числе рок-эксперименты. Billy’s Band – лаборатория, в которой я могу попробовать всё, что мне вздумается.
Интересный момент: люди приходят в музыку так же, как известные кинорежиссёры с мировыми именами когда-то приходили в кино – просто начинают снимать кино, не имея никакого образования, и добиваются высших результатов. Это идёт из души, из сердца.
Во главе угла стоят любовь и энергия. Энергия, благодаря любви, становится бесконечной для овладения любым мастерством. Я жалею, что у меня нет музыкального образования, но не исключено что, если бы оно у меня было, это не переломило бы меня, и я бы не любил музыку так, как люблю сейчас.
Джаз ассоциируется в первую очередь с Америкой, не только с Луи Армстронгом, но и с другими представителями джазового сообщества. Хотелось бы чётко понимать: есть ли у нас отечественные джазмены?
В Санкт-Петербурге у нас очень сильная джазовая школа – благодаря Геннадию Гольдштейну, Давиду Голощёкину и ряду сильных ортодоксальных джазовых людей, которые, помимо ремесла, формируют у молодёжи ещё и чувство вкуса, меры (что очень важно!) и знание классики джаза. Последнее очень важно для любого импровизатора. В Петербурге есть особая джазовая школа, которая в глазах москвича выглядит немного консервативной, но без этого консерватизма невозможно достичь изящности, которая в современном джазе совершенно отсутствует. Скажу прямо: современный джаз я не люблю. Он зашёл в тупик тогда, когда стал слишком навороченным; сложилась ситуация, в которой человек с помощью музыки обслуживает себя и своё эго, а не так, как было раньше – когда человек с помощью музыки музыке же служил. Это важный перелом, который произошёл в истории джаза в середине 60-х благодаря, кстати, Майлсу Дейвису, который начал экспериментировать. Это поначалу понравилось и слушателям, и музыкантам, но потом, развивая эту идею дальше, мы пришли к джазу, который не может быть понятен подавляющему количеству людей. Так джаз потерял свои позиции. Не скажу, что в Петербурге мы все – ретрограды; скорее, мы придерживаемся классической музыкальной традиции. Джаз – музыка, в которой прежде всего должны быть красота, изящность и танцевальность. Вот три важные вещи, о которых забывают во всем мире. В Петербурге это сдержанная, интеллигентная традиция импровизации, почитающая всех учителей, в первую очередь, конечно, западных.
Проект, который создавал лично я, называется "Петербургский джазовый актив". Это все вечнозелёные мелодии, которые в меньшей степени видоизменяются, и в большей степени направлены на то, чтобы вспомнить уникальные мелодии авторов. Эти мелодии прекрасны; когда они начинают обрастать тоннами импровизаций, мы начинаем забывать о композиторах. И композиторы у нас – во главе угла. Коул Портер, Джордж Гершвин, Ирвинг Берлин и другие.
Фото: Ревизор.ruКого-то из отечественных джазменов можно назвать композиторами?
Это люди, у которых, конечно, есть чувство меры. Ещё человек, с которым я с удовольствием всегда работаю в Москве – Яков Окунь: багаж чувства меры и понимания того, что нужно делать для того, чтобы сохранить в музыке музыкальность.
Джаз должен быть музыкой для всех. Именно поэтому мы создали
"Шляпу" – "The Hat Bar", чтобы каждый, кто пришёл в этот бар, мог выйти и сказать: "Никогда бы не подумал, что джаз – такая классная музыка!" Многие боятся джаза, даже не внимая в вопрос. Его нужно уметь играть для того, чтобы он был понятным, весёлым, красивым.
Джаз должен быть таким, чтобы каждый человек смог сопереживать мелодии, чтобы она вдохновляла совершенно любого слушателя. Как Вы читаете, насколько популярен джаз у нас? Поминают ли его в России?
Ответить можно так: основной международный язык джаза – язык импровизации на основе классических джазовых мелодий. Эти мелодии на сегодняшний момент все принадлежат американским авторам. В международном языке джаза нет русского раздела: если ты открываешь любой сборник классических мелодий, там нет ни одной русской песни. Но многие композиторы, которые считаются классиками, являются выходцами из России – Джордж Гершвин, Ирвинг Берлин и ряд других. Поэтому мы имеем право утверждать, что джаз – тоже русская музыка.
Что нужно делать для того, чтобы джаз процветал в России как одно из направлений классической музыки?
В первую очередь то, что мы и так делаем, то, в чём нас уже поддерживает государство. Конечно, это можно было бы реализовать в большем объёме, но по ряду причин это пока не получается. Первая из них – наше время, когда никто не понимает, что можно планировать, какие будут требования для проведения мероприятий. До пандемии мы уже делали фестивали петербуржского джаза – "Большой джем", фестиваль классического джаза, "Белые ночи в Купчино", "Петербуржский джаз в массы". Всё это подкреплялось грантами. Сейчас мы реализуем программу "Джаз детям", это уже программа федерального масштаба – и ряд других проектов. Это программы, которые готовы к экспорту не только в Москву, но и в другие регионы.
Вы не думали о создании фестиваля российского джаза, где это вылилось бы в более масштабный проект? Где любые коллективы смогут не только показать себя, но и пообщаться, познакомиться друг с другом.
Безусловно, в регионах есть местные организаторы фестивалей, и они реализовывают эти программы на местном региональном уровне, часто это – очень хорошие фестивали. Например, фестиваль в Новокузнецке, на котором я лично присутствовал, фестиваль в Екатеринбурге… Это всё делается. У нас речь идёт о продвижении петербургской культуры джазового музицирования – она у нас другая, и она, по моему субъективному мнению, может вернуть жанру позиции, потерянные за последние 40 лет.
Что касается петербургского джазового актива – у нас есть программа, по которой на концерты подбираются разные участники. Для кого-то это может быть первый выход на сцену в рамках этого проекта, но все они – маститые джазмены. Здесь следует сделать акцент на репертуар: петербуржский джазовый актив в большей части своего репертуара старается исполнять забытые ленинградские песни. Никто не знает, что "Подмосковные вечера" изначально были "Ленинградскими". Или, например, песня "Дорогие мои москвичи" изначально была написана как "Петербуржцы, родные друзья".
Как вы относитесь к коллективу "Ленинградский диксиленд", яркому представителю джазового сообщества советского периода?
Отношусь очень хорошо. Их конёк – самый старый джаз, "наш" джаз, но не на наши мелодии. Я взял на себя дерзость выступать за русификацию джаза: если мы сейчас напишем произведение, которое смогут играть джазмены, встретившиеся в первый раз, через 30-40 лет будет создан пул мелодий, которые, возможно, смогут войти в библиотеку вечнозелёных мелодий джазовых стандартов. Это должен быть креативно-композиторский союз. Мы должны найти хороших поэтов, хороших композиторов. Я лично готов вести этот проект, поскольку я знаю, как это делается. Джазу уже более 100 лет, и странно, что в списке композиций до сих пор нет композиций, написанных русскими авторами. Это должно случиться; для того, чтобы это случилось к сегодняшнему моменту, это нужно было начать давно. Но никогда не поздно – это можно начать и завтра.
Если говорить о приобщении к джазовой культуре, я хочу рассказать о том, как это случилось у меня. Я долго искал джаз, который хотел бы услышать – нужные звук, ритм. На всех фестивалях был фанк, фьюжен – жуткие навороты. При этом я слушал таких авторов, как ранний Майлс Дейвис, Бен Уэбстер – и не мог понять, где найти такую музыку. Потом я понял: она играется на классических джазовых джемах. Мы открыли клуб, в котором никогда не проводятся концерты – только ежедневный джем. Именно там, в Петербурге, люди сталкиваются лицом к лицу с таким джазом. Большая часть их слушателей оказалась здесь впервые – и с тех пор приходит снова и снова, потому что эта музыка – человеческая. На сегодняшний день главным инструментом пропаганды хорошего джаза в России является джаз-бар "The Hat", который есть в Петербурге и с недавних пор (с 24 декабря) есть в Москве.
