Все фото Сергея Газетова. Предоставлены Рязанским театром драмы.
Не обойтись без предыстории. Немецкий драматург Пауль Портнер написал свою пьесу – парадоксальный детектив с открытым финалом – в середине ХХ века. "Ножницы" стали самой известной работой драматурга. В 1978 году в Бостоне (США) была поставлена американская версия под названием "Shear Madness". Этой вариации была суждена всемирная известность и место в Книге Рекордов Гиннеса: наиболее долго не сходящая со сцены не музыкальная постановка. С высоты сегодняшнего дня очевидно, что бостонская инсценировка играется 35 лет – дольше, чем любая другая пьеса в истории американского театра. Интересно, чем обусловлена такая популярность и такое продолжительное внимание капризной публики?..
Русскому зрителю представилась отличная возможность ответить самим на этот вопрос. В нашей стране "Ножницы" появились с XXI веком. К настоящему моменту пьесу успели поставить в Ульяновском драматическом театре, волгоградском НЭТе, столичном театре на Малой Бронной – и вот теперь и в магнитогорской драме.
Иммерсивность заложена уже в самой пьесе. Она такова, что элементарно переводится не только на язык другого государства, но и на ментальность практически любой нации, скажем так, испорченной цивилизацией. Ведь это – герметичный детектив, развивающийся в помещении парикмахерской. Точнее, локацией преступления служит весь дом, где находится салон красоты. По описаниям действующих лиц, всего в здании три этажа и два входа, парадный и черный. Парикмахерская – на первом, ее хозяин живет на третьем. А на втором обитает владелица всего дома, сдающая помещение и салону, и куафёру, пианистка с мировым именем. И в один непрекрасный день её находят не просто убитой, а заколотой парикмахерскими ножницами. Полиция берется за расследование, благо, подозреваемых всего четверо – персонал заведения и двое клиентов. Но действие сосредоточено в одном пространстве – парикмахерском зале. Всего остального дома с его системой лестниц и входов, тела убитой и тем более серии ранений в шею лезвиями ножниц зрители, слава Богу, не видят. Все эти детали фигурируют лишь в пересказах. Типичный театр контекста.
Между русским и западным искусством бывают точки "несоприкосновений". Однако это совершенно точно не "Ножницы". Эта пьеса интернациональна, во-первых, потому что интернациональны человеческие слабости и пороки, лежащие в основе всех преступлений: корысть, гордыня, манипулирование людьми, обида, желание отомстить… Все это звучит совершенно убедительно и на русском языке. А если учесть, что парикмахерскую в магнитогорской версии называют "Последний клок", то звучит еще и смешно. Не знаю, много ли было черного юмора в немецком и американском первоисточнике, но в данной российской вариации его предостаточно. Например, милиционер (его вызвала старуха, опасавшаяся за своюжизнь, как выяснилось, не напрасно) изображает из себя слепого, который зашел в салон побриться, а болтливый парикмахер его едва самого не зарезает бритвой (естественно, она станет одним из двигателей сюжета). Кстати, пьеса легко переносится из города в город. Для показа в Рязани артисты использовали местную топонимику и приметы: Солотча, Солотчинское шоссе, антикварный магазин на улице Петрова и т.п. Сначала я подумала: ну что за нелепое заигрывание с публикой! Потом поняла – иммерсивность уже началась.
Довольно в спектакле было и шуточек иного рода – пикантных. Не зря же на афише обозначено 18+. Более того – пикантные отношения могли бы стать причиной убийства музыкантши в одном из герменевтических толкований, число которых воистину близится к бесконечности. С равным правом повод мог быть в материальной заинтересованности, деловых отношениях, сложном характере престарелой служительницы искусства и еще сотнях обстоятельств. Игривые намеки можно трактовать как еще одно проявление иммерсивности: мы все слушаем "взрослые" анекдоты и не можем сдержать над ними улыбки.
Все началось с того, что в салоне куафера Антуана Тимофеевича Курицына (Евгений Щеголихин) собрались его сотрудница Кристина Маркова (Ольга Гущанская) и двое посетителей – слепой (потом он окажется зрячим, да еще и следователем) и длинноносый (потом он окажется антикваром Эдуардом Скоробогатовым (Данила Сочков)). И сверху зазвучала гамма на фортепиано. Антуан стал выражаться по поводу полоумной старухи, она же звезда мировой музыкальной сцены, которую в этой версии зовут Изабелла Черни. Понятно, что своими упражнениями она не давала покоя жильцам всего дома. В этот момент в двери салона шумно и эффектно ввалилась Виктория Шульман (Лира Андреева) – жена богатого мужа, опаздывающая на самолет в Геленджик. Кристина начала делать клиентке укладку, посадила ее под сушуар и вышла из помещения. А спустя какое-то время вбежала обратно с воплем, что Изабелла Черни убита в своей квартире на втором этаже. Тут же появились сбросивший грим следователь Николай Пастухов (Иван Погорелов) и его помощник Миша (Иван Николаев) и приступили к допросу подозреваемых. А поскольку непосредственные участники драмы в парикмахерской путались в показаниях, не договаривали и врали, Пастухов в какой-то момент… привлек к расследованию всех, сидящих в зрительном зале. Публику стали спрашивать, кто что в какой момент делал – и люди с удовольствием описывали чужие грешки. Скажем, светская львица Шульман не погнушалась украсть флакон духов из парикмахерского шкафа. Вот только все эти нюансы не слишком приближали к убийце… И потому в антракте следователь предложил всем желающим встретиться с ним и составить вопросы участникам действа. Во втором действии их прямо из зала задали подозреваемым. По совокупности обстоятельств подозрение с противной госпожи Шульман было снято. Впрочем, это не навсегда.
Главный элемент иммерсивной пьесы "Ножницы" – голосование зрителей за того, кого они считают наиболее вероятным убийцей. В нашем случае большинство рук было поднято за Кристину Маркову, называвшую себя лучшей подругой покойной и получившей от нее наследство (о котором, якобы, не знала). И в течение следующих десяти минут нам рассказали, как именно и за что именно Кристина зарезала Изабеллу. Но следователь Пастухов заверил: если в следующий раз публика укажет на Скоробогатова, Антуана или Шульман, им предъявят ровно такой финал. Так что финалов у пьесы множество, а единого убийцы в ней не существует. Для упрощения сюжета выведены из-под подозрения только милиционеры: их вызвала Изабелла в преддверии разговора с антикваром Скоробогатовым, так как не доверяла ему.
Думаю, что причина "верности" публики всего мира этой пьесе состоит как раз в возможности принять в ней горячее участие и решить её исход. Это воздействует на человеческую натуру гораздо сильнее "четвертой стены" и полного принятия условности, заданной режиссером и артистами. И я рада такому яркому открытию для себя возможностей иммерсивного театра.
