Белла Ахмадулина. Портрет работы Б. Мессерера. Фото предоставлены Евгением Поповым.
Личное наше знакомство состоялось осенью 1978 года в однокомнатной квартирке покойной Евгении Семеновны Гинзбург, матери Василия Аксенова, где мы ладили альманах "Метрополь".
– Здравствуйте, Белла Ахатовна, – серьезно сказал я, открывая дверь.
– Здравствуйте, Евгений Анатольевич, – серьезно ответила вошедшая Изабелла Ахатовна Ахмадулина, откуда-то вдруг, к моему изумлению, уже знавшая мои Ф.И.О.
Белла Ахмадулина и Фазиль Искандер. 1979 год.
И вдруг неожиданно добавила:
– Может, сразу перейдем на "ты"? Чувствую – впереди много еще будет приключений, так что – чего уж там...
Тут она, как практически и во всем другом, была решительно права – приключений оказалось более чем достаточно: отъезды, обыски, запреты, радость человеческого застолья, наша со Светланой Васильевой свадьба в переделкинской "стекляшке", на которой Белла Ахатовна была свидетельницей, перестройка, демократизация, дикий капитализм и последующее разрушение квадратуры неведомого круга, в котором живут и выживают люди.
Белла Ахмадулина, Василий Аксенов, Борис Мессерер, Евгений Попов, 2000-е годы. Фото В.Попова.
Особый свет падает на то и тех, с чем и с кем соприкасалась Ахмадулина в жизни и литературе. Жизнь и литература изначально сопряжены ею в одно целое, вот почему описание так называемых "простых людей" у сибирского ночного костра в ее ранней прозе для меня не менее важно, чем строки об Ахматовой, Пастернаке, Мандельштаме или ее блистательное и робкое повествование о встрече с гуру Набоковым в швейцарском городе Монтрё
Она обладала уникальной способностью говорить СЛОЖНО, то есть ВЫСОКО, но с полной уверенностью – поймут. А не поймут, так почувствуют, что, в принципе, одно и то же.
Фото из личного архива Е. Попова.
Ее стихи внесли в нашу грубую непредсказуемую жизнь ту долю любви, благородства, изящества и доброты, что необходима была для выживания, как всего нашего народа, так и отдельных его представителей. Её тарусский цикл "Сто первый километр", освященный именем Марины Цветаевой, приобрел в конечном итоге значимость эпики. Ее голос невозможно спутать ни с чьим другим. Принадлежность этого голоса Белле Ахмадулиной определяется на уровне строки, слова и звука.
Развитие событий торопя,
во двор вошли знакомых два солдата,
желая наточить два топора
для плотницких намерений стройбата.
К точильщику помчались. Мотоцикл -
истопника, чей обречен затылок.
Дождь моросил. А вот и магазин.
Купили водки: дюжину бутылок.
Василий Аксенов, Белла Ахмадулина, Зиновий Гердт, Евгений Попов. Фото В. Попова.Как это сделано – непонятно. Почему это все же не Николай Некрасов с его дворянскими заботами о "чаянии народном", а поэт начала третьего тысячелетия Белла Ахмадулина, имеющая разночинный опыт сплошной жизни под властью большевиков и коммунистов – нет ответа.
Или ответ этот лежит на поверхности? Ведь основное различие искусства и неискусства в том, что неискусство все говорит до конца, а искусство – вечная тайна.
Некрасов, кстати, тоже тайна: если ты так сильно любил народ, как мы учили в школе, то зачем, спрашивается, барин, ты так много играл в карты? А, впрочем, сентенция эта бессмысленна, как любая попытка понять жизнь, сообразуясь с убогими внешними средствами, ограниченными пространством и временем.
Белла Ахмадулина и Борис Мессерер на похоронах Венедикта Ерофеева.
Однажды мы вместе с Беллой Ахатовной поднялись на гору Мтацминда, что расположена в красивом городе Тбилиси, неоднократно воспетом в ее стихах и прозе. Она – звезда, ее всюду и всегда узнавали. Какой-то офицер тогда еще Советской армии пылко и поэтично заговорил, явно обращаясь не к двум своим вальяжным спутницам, а к знаменитой Ахмадулиной.
– Вот это – святой источник. Если кто из него попьет, тот будет жить двести лет.
– Интересно, в каком чине вы будете через двести лет? – задумчиво спросила его Белла Ахатовна.
Благодарная память, вечная память!
